Постсоветская молодёжь. Предварительные итоги - Екатерина Кочергина

Research Center. В выборку общенациональных исследований населения США, которые проводят методом массового опроса, попадает пять американских поколений: тихое поколение, поколение беби-бумеров, поколение X, поколение миллениалов и поколение постмиллениалов (как отмечают авторы, маркировка самого юного поколения пока не устоялась, поэтому является предварительной). Ниже приводится сопоставительная таблица американских и российских поколений в соответствии с датой рождения респондентов, выделяемой исследователями.

Таблица 2. Классификация массовых поколений в США и России

В табл. 2 включены только те поколения, которые в настоящее время достигаются методом общенациональных массовых опросов. Так, из нее исключено великое поколение применительно к населению США, возраст представителей которого в 2018 году составляет 91 год и старше (о том, какие поколения исключены применительно к России, мы указывали ранее). В результате в массовые опросы населения в обеих странах преимущественно попадают четыре поколения. Стоит отметить, что проводимые между поколениями в США и России временные границы (применительно к рассматриваемым четырем поколениям) оказываются практически идентичными: 16,2 года против 17 лет соответственно. Исследователи из Pew Research Center более дробно разграничивают самое молодое поколение, выделяя миллениалов и постмиллениалов, и объясняют это политическими, экономическими, технологическими и социальными факторами[30]. Среди прочего они указывают на большую актуальность трагедии 11 сентября, о которой постмиллениалы, в отличие от миллениалов, мало помнят или не знают совсем; память о войнах в Афганистане и Ираке, со свойственной тому периоду политической поляризацией; взросление при первом темнокожем президенте и большее этническое разнообразие среди поколений миллениалов в истории страны (среди постмиллениалов младше 21 года этническое разнообразие еще выше).

Разграничение самых молодых поколений является предварительным, требуется время и данные, чтобы понять, где проходят границы, отделяющие миллениалов от следующих за ними постмиллениалов. Применительно к России (и это отчасти объясняет отсутствие столь дробного деления в данной работе) подобное разграничение представляется еще более проблематичным, учитывая мощные социальные изменения, связанные с распадом СССР и становлением нового государства, на период которых пришлось взросление нынешних молодых. В отечественной практике историко-символическим характеристикам этого поколения, в отличие от поведенческих стратегий, уделялось немного внимания. Во многом портрет постсоветской молодежи еще требует своего анализа, без которого выделение последующего поколения лишено смысла.

Эмпирическая база исследования

Базой данной работы выступили результаты опросов населения России старше 18 лет, которые репрезентировали жителей России по полу, возрасту и образовательному уровню в соответствии с итогами Всероссийской переписи, доступными на момент проведения опросов[31]. В статье используются результаты инициативных[32] омнибусных исследований, проведенных Левада-Центром в период с 2001 по 2019 год. В каждом исследовании было опрошено 1600 человек.

Целью исследования был анализ динамики мнений и установок жителей России из разных поколений, затрагивающих историко-символическую сферу общественного мнения: восприятие исторических событий, личностей и советского прошлого; характер отношения к Западу, каналы информации и уровень доверия им; предпочтительный тип государственного устройства и потребительские модели. Сразу укажем на ограничение данной работы: в ней не рассматривается дифференциация в поведенческих стратегиях поколений, изучению которой (преимущественно) посвящены работы других авторов. Основные дискуссии по поводу поколенческих различий в России касаются именно историко-символической сферы, а не реального поведения – никто не будет спорить с тем, что молодые поколения активнее используют Интернет в повседневной жизни.

Принимая во внимание методические возможности массового опроса и используемую поколенческую типологизацию Ю. Левады, еще раз подчеркнем, что в данном случае предпринимается попытка проанализировать различия между поколениями, а не между возрастными группами. Для анализа возрастных особенностей, учитывая выборку подобных исследований, следовало бы применять иную периодизацию возрастных групп (18–24, 25–39, 40–54, 55 лет и старше), без учета идеи о социальной локации поколения, которая гипотетически влияет на его установки и поведение.

Рис. 2. Доли поколений в выборке омнибуса (в % от выборки в целом, исключая позиции «нет ответа» и «затруднившиеся ответить»)

Массивы с индикаторами различались по месяцам, то есть опросы проводились не одномоментно, а в нескольких омнибусах в течение выбранного периода. По возможности отбирались сопоставимые периоды (месяц и год) по всем анализируемым темам.

Если обратиться к долям ранее выделенных поколений в выборке общероссийских исследований в период 2001–2018 годов, то получится следующее распределение, исходя из которого поколения перестройки и застоя являются количественно доминирующими поколениями, а значит, их мнение обладает наибольшим весом в обществе (рис. 2).

Распределение возрастных когорт, согласно данным Росстата о численности населения РФ по полу и возрасту на 1 января 2018 года[33], идентично пропорциям аналогичных когорт в выборке используемых опросов. Поколения застоя и перестройки (если рассматривать их как возрастные когорты) действительно преобладают в численности совершеннолетнего населения страны. Однако стоит учитывать, что данные Росстата приводятся на 1 января 2018 года и сравниваются с результатами опроса в марте 2018 года, поэтому в табл. 3[34] из последнего были исключены респонденты, рожденные в 2000-м (хотя в выборке мартовского омнибуса Левада-Центра они уже попадали в постсоветское поколение, как представители 18-летних).

Таблица 3. Сравнение доли поколений в выборке омнибуса и в отчете Росстата за 2018 г. (в %)

Значимость исторических событий

Одним из инструментов определения всегда условных границ поколений выступают исторические события, которые оказали наибольшее влияние на судьбу социальной общности[35]. С. Вейгель отмечала, что «изучение поколения в его символическом выражении подразумевает безусловную значимость родовых отношений в процессе конструирования истории и культурной памяти»[36], подчеркивая тем самым важность межпоколенной трансмиссии истории и культуры в обществе. На употребление термина «поколение» в символическом смысле указывал также И. Кон, отмечая, что «чем значительнее историческое событие, тем шире хронологические рамки его влияния»[37].

П. Сорокин указывал, что различия между «молодыми и старшими поколениями» заключаются в разном восприятии (реакции) людей разных возрастов одних и тех же событий[38]. В работах вышеуказанных авторов делается акцент на важности исторических оценок и выделения центральных событий для формирования поколенческого восприятия и опыта, но не всегда такая периодизация работает, и представители молодого (нового) последующего поколения могут реагировать на исторические события идентичным старшим поколениям образом, на что указывал К. Мангейм.

Важность исторических событий в общественном мнении замерялась вопросом с карточкой со списком событий и возможностью указать то, что в нем не было представлено (всего 36 событий). Попытка сократить список событий в 2017 году, выделив в нем событийные блоки одного историко-социального периода – условные «события 90-х годов», «советская система», «революционное прошлое» – не была успешной, а количество выделяемых факторов (если их не ограничивать искусственно)