Обещай, что никому не скажешь - Дженнифер МакМахон

— Не веришь… — шепотом отозвалась Опал. — Я знаю, что видела.

Я глубоко вздохнула. Вот тебе и срочная психологическая помощь.

— Давай предположим, что Дел могла вернуться с того света, если на минутку отвлечься от того, что это невозможно. Нет никаких мыслимых причин, которые заставили бы ее тебе мстить. Я уверена, что есть много других людей, кому она отомстила бы в первую очередь.

— Например?

— Например, я. И все остальные, кто вместе с ней ходил в школу.

— Почему? — спросила она.

— Потому что мы не очень хорошо обходились с ней.

Это еще мягко сказано.

— Эй, а ты знаешь, что у тебя идет кровь? — спросила Опал, и я увидела, что порез на моей руке сочится кровью сквозь рукав рубашки.

Мы добрались до большого амбара, где я промыла свой порез в раковине, а Опал продолжала одолевать меня расспросами о Дел. Ее лицо раскраснелось, и она как будто проглатывала любые кусочки информации, которыми я делилась с ней. Теперь, когда мы находились под крышей и ее лицо уже не было таким бледным, она уже меньше походила на Дел, что было большим облегчением для меня. Я начала гадать о том, кто же из нас на самом деле видит призраков.

— Какой она была? — спросила Опал.

— Решительной. Жесткой. Она почти ничего не боялась.

— Она была грубой?

— Иногда, наверное. Но в основном другие люди грубо обходились с ней.

— Почему?

— Думаю, потому что она была на них не похожа. В вашем классе есть ученик, которого все дразнят?

— Да, Джонни Лопес. У него амблиопия[13], и он носит пижамные рубашки вместо нормальных.

— Ну вот. Дел была нашим Джонни Лопесом.

В дверном проеме появилась Рейвен. Она немного хмурилась, показывая, что уловила тему нашего разговора.

— Я услышала ваши голоса. Кто-нибудь видел Мэгпай?

— Нет, — ответила я. — Я порезалась, когда искала ее под старым парником, а Опал оказала мне первую помощь.

Опал помогла мне заклеить порез бактерицидным пластырем.

— Слушай, ты разбираешься в этом лучше меня, а я делаю это ради заработка, — сказала я ей. — Может, откажешься от карьеры акробата и посвятишь себя медицине?

— Ни за что! — Девочка рассмеялась.

— Вправлять кости не так больно, как ломать их, — напомнила я.

— Лучше я переломаю все кости, чем сойду с ума от скуки, если буду целыми днями клеить лейкопластыри, — отозвалась она.

— Думаю, ваша мать собирается возвращаться домой, — сказала Рейвен. Я поняла намек, взяла мать под руку и не спеша отправилась вместе с ней домой, по пути обещая, что кошка скоро вернется. У кошек есть свои похождения и приключения, говорила я ей. Они собирают свои рюкзачки и отправляются повидать мир и полакомиться экзотическими мышами. Такова их природа, объяснила я. По пути домой настроение матери постепенно менялось от горя и подозрительности до ненависти.

— Это ты ее прогнала! — рыдала она.

— Я ничего не делала с Мэгпай. Она ушла сама. Я уверена, с ней все в порядке. Она вернется, когда захочет.

— Почему ты ее прогнала? Сначала ты избавилась от нее, потом избавишься от меня. Я не поеду в дом престарелых! — Ее тело сотрясалось, морщинистое лицо было залито слезами и забрызгано слюной.

Ну вот, она сказала это. Она не хочет уезжать. Вчера вечером я высказала идею о санатории для престарелых с хорошим уходом, но она промолчала, как будто не понимала ни слова. Но теперь, хоть и с отсрочкой, я получила ответ. Положение сильно осложнится, если нам придется возобновлять разговоры через сутки.

Я положила руку ей на спину, но она отпрянула, словно я обожгла ее. Словно я была той, кто пускает огонь с кончиков пальцев.

— Я не прогоняла кошку, ма. Честное слово. Наверное, она убежала, когда сюда приехали полицейские. Они спугнули ее, но она вернется.

— Почему здесь были полицейские?

— Они спрашивали, слышали ли мы что-нибудь странное в первую ночь после моего приезда.

— А что мы могли слышать?

— Ничего. Мы ничего не слышали.

А в ту ночь ты не уходила гулять по лесу. И на следующее утро я не нашла тебя на кухне с ножом в руке.

— А почему они спрашивали?

— Из-за девочки, на которую напали в лесу.

— Знаю, она умерла. Бедные Гризуолды. Ты ездила на автобусе вместе с ней.

— Да, мама, так оно и было.

— Но она не была твоей подругой.

— Нет, не была.

— Где моя кошечка? Мэгпай! Ох, Мэгпай!

На самом деле полицейские приходили неоднократно, и с каждым следующим визитом тон их вопросов становился все более обвиняющим. Они приехали на следующий день после убийства и расспросили меня с матерью, а потом Опал, Рейвен и Гэбриэла. На следующий день они вернулись и говорили со мной наедине, задавая вопросы о нашей давней связи с Дел.

— Господи, это же было больше тридцати лет назад, — сказала я. — Разве вам не хватает нового убийства? Это древняя история.

Детективы сидели с каменными лицами.

— Вы дружили с Делорес Гризуолд, мисс Сайфер? — спросил один из них.

— Я была едва знакома с ней, — ответила я. — Просто девочка, которая ездила со мной в школу на автобусе. Несколько раз я пробовала поиграть с ней, но она была слишком… странной.

— В каком смысле странной, мисс Сайфер? — поинтересовался другой детектив.

— Она лгала, — сообщила я. — Она была законченной лгуньей.

Вот такая ирония судьбы.

Когда я училась в школе медсестер, то работала по ночам сиделкой в психиатрической клинике на окраине Олимпии в штате Вашингтон. Мой муж Джейми оканчивал аспирантуру. Мы договорились, что после окончания его учебы я устроюсь на постоянную работу. Сначала я собиралась стать врачом, — возможно, педиатром, — но работа дипломированной медсестры отнимала меньше времени и достаточно хорошо оплачивалась. В конце концов, одного врача в семье вполне достаточно, а кардиологи зарабатывают больше педиатров… В общем, мы сошлись на этом.

Или, скорее, так решил он, а я настолько одурела от любви к нему, что соглашалась на все и внушила себе, что так будет лучше.

Расстраиваюсь ли я из-за того, что отказалась от врачебной карьеры? Лишь когда долго думаю об этом. Сожаление не стоит преувеличивать.

Я познакомилась с Джейми в первый год моей учебы в медицинском колледже. Он учился на последнем курсе. Он был блондином из Лонг-Бич и носил выцветшие джинсы и яркие, цветастые гавайские рубашки. Меня привлекло к нему очевидное противоречие: красавец-мужчина с философией серфингиста, который носит аляповатые рубашки, и в то же время лучший ученик в своей группе, самый прилежный студент, которого знали многие преподаватели. Я влюбилась в него в тот момент, когда он посмотрел мне в глаза и манерно протянул: «Как знаешь». Я бросила колледж, и мы поженились в городской ратуше в канун Рождества. Мы переехали в маленькую обшарпанную квартиру-студию, и я поступила на курсы при школе медсестер и стала работать в ночную смену в больнице штата, чтобы мы смогли оплачивать многочисленные счета.