Деньги пахнут кровью - Алексей Шумилов

первое мгновение он растерялся, увидев, что я спокойно жду его. Потом прежняя нагловатая ухмылка снова вернулась на лицо боксёра.

– Что тебе надо? – лениво спрашиваю брюнета. – Чего ты успокоиться всё не можешь?

Глава 7

– Чего мне надо? – ухмыляется Андрей. – Во-первых, чтобы я тебя в нашем зале больше не видел. Нам шелупонь блатная не нужна. Во-вторых, к Еве и близко не подходи. Всё понял? Если согласен, уйдешь отсюда целым и здоровым. Максимум я, может, тебе подсрачник отпущу. Люблю унижать вонючих гопников, ничего не поделаешь. Такой у меня характер.

– Да причем здесь характер? – удивляюсь я. – Просто ты полностью состоишь из одной известной коричневой субстанции, плавающей в канализации. Которая в воде не тонет.

– Мало вчера получил? – Ухмылка пропадает с лица брюнета, в глазах сверкает ярость. – Добавки просишь? Это я мигом.

Резко швыряю в противника горсть пыли с мелкими камушками. Андрей инстинктивно прикрывает лицо и пропускает мощный удар между ног.

– А-а-а-а, – стонет он, сползая по стене дома.

Парень раскачивается как маятник, держась руками за мужские причиндалы.

– Вот тебе и «а-а-а», – вздыхаю я. – Теперь можешь солировать в церковном хоре мальчиков-кастратов в Ватикане. Думаю, твой тонкий фальцет будет иметь успех у престарелых извращенцев в рясах. А ведь достаточно было сказать: дядя, прости засранца, и конфликт исчерпан.

Незаметно готовлюсь к следующей атаке противника. Моя рука ныряет в карман и тихонько вытаскивает связку ключей. Один из них устраивается между средним и безымянным пальцем. Я не садист и удовлетворения от избиения брюнета не получаю. Но проблему надо решать кардинально здесь и сейчас. Иначе эти разборки будут тянуться бесконечно, как сериал «Санта Барбара».

Имеются два варианта. Первый – принять слова брюнета к сведению, уйти из зала и обходить Еву десятой дорогой. Но я так не могу. Никогда и ни перед кем не прогибался. Договаривался, шел на компромиссы – было. Но унижаться, плясать под чужую дудку, лебезить и заниматься подхалимажем никогда не мог. За что и пострадал в прошлой жизни. И сейчас от этого правила отступать не намерен.

Второй вариант – поломать морально брюнета. Или внушить ему мысль, что связываться со мною себе дороже. Не факт, что я смогу удержать его от дальнейших разборок в будущем, но на какое-то время он должен притихнуть.

Андрюша продолжает постанывать, сидя на корточках. Затем начинает медленно подниматься, помогая себе опершейся на стену рукой. Чуть отворачиваюсь от него, изображая беспечность. Но краем глаза ловлю быстрый, горящий злобой взгляд, жаждущий реванша. Потом боксёр снова опускает лицо и, кряхтя, продолжает подниматься.

Пальцы крепче сжимают ключ, готовясь к атаке. И когда Андрей неожиданно отталкивается от стены и пытается достать меня убойным крюком, я ухожу нырком, засаживая ключ ему в бок. Не со всей силы, чтобы не переусердствовать, но достаточно ощутимо.

Парень всхлипывает, согнувшись в позе эмбриона. Порванная на боку футболка намокает кровью.

– Слушай, может, хватит экспериментов? – наклоняюсь над ним. – Я тебя не трогал. Ты сам ко мне доколупался. Один раз у тебя получилось. Больше не выйдет. У меня ещё много разных хитростей на такие случаи припасено. Но я, по большому счёту, против тебя ничего не имею. Просто защищаюсь, не позволяя себя калечить.

– Гад, ты нечестно дерёшься, – шипит Андрей, зажимая ладонью рану на боку, с ненавистью смотря на меня.

– А ты честно? – усмехаюсь я. – Я еле оклемался от ножевого ранения и вышел из больницы, когда по печени от тебя получил. А потом, когда я только начал восстанавливаться и первый раз пришёл в зал, ты захотел меня снова избить. Считаешь, это нормально и благородно?

Боксёр угрюмо молчит.

– Ты можешь побежать жаловаться на меня дяденьке милиционеру, написать заявление, как тебя побил нехороший уголовник, едва выйдя из больницы. Когда история станет известной во всех подробностях (а она обязательно распространится, я об этом позабочусь), ты станешь всеобщим посмешищем.

– Я не собираюсь никуда заявлять, – бурчит Андрей.

– Вот и хорошо. Теперь что касается твоих претензий. Я хочу и буду дальше тренироваться в этом зале. С тобой воевать больше не собираюсь, пока первым не начнешь. Вообще весь конфликт тобою тупо из пальца высосан. Я понимаю, что ты сейчас на эмоциях. Но подумай, может, не стоит дальше разборки устраивать? Меня ты поломать не сможешь, пока я жив, буду сопротивляться, и у меня в загашнике много разных хитростей, способных сильно осложнить жизнь и поубавить здоровья. Тебе оно нужно? Теперь о Еве. Я за ней ухаживать не собираюсь. По крайней мере, сейчас. Но если у нас в дальнейшем начнет что-то складываться, против не буду. Напомню тебе: последних рабов, чёрных и цветных, перестали продавать сто с лишним лет назад. А Ева – свободная, взрослая девушка. Она сама решает, с кем и когда встречаться.

– И что ты можешь ей дать, сявка? – Поднимает голову боксёр. – Только жизнь поломаешь девчонке.

– Об этом не тебе судить. И потом, мы делим шкуру неубитого медведя. Может, ещё у меня с ней ничего не будет. Короче, не страдай ерундой больше. И проблем не будет ни у тебя, ни у меня. Всё, я тебе сказал, что хотел, а ты думай. Чао, бамбино.

Неторопливо выхожу из тупичка, засовывая ключи в карман. Затылком чувствую злобный взгляд боксёра. Ничего, если у него есть хоть капля ума, остынет, задумается и, может, на какое-то время утихнет.

В родном дворе всё было по-прежнему. На спортивной площадке занималась парочка великовозрастных спортсменов. Детскую площадку оккупировали малыши, с шумом и визгом съезжающие с горок и летающие на качелях. Кучка старушек-сплетниц сидела на той же лавочке. Увидев меня, бабульки надулись, напоминая стайку облезлых нахохлившихся воробушков.

– Здорово, матери. Почем сегодня килограмм сплетен? – с широкой улыбкой спрашиваю у пожилых дам.

Бабули оживились, загомонили, перебивая друг друга.

– Ах ты, ирод окаянный!

– Сталина на тебя нет, подонок!

– Он нас сплетницами обозвал, хамло!

– Иди отседова, морда уголовная!

– У, как глазищами зыркает! Чисто демон!

– Чего тебе, Мишка, надобно? Опять пузырь на грудь принял и буянишь?

Машу перевозбуждённым престарелым дамам рукой и открываю подъездную дверь.

– Елизар! Тормози, разговор есть. – Слышу знакомый голос.

Разворачиваюсь. Метрах в пятнадцати от меня стоит Саня в своей неизменной кепочке и коричневых брючках.

– Здорово. – Подхожу и протягиваю ладонь товарищу. – Чего хотел?

– Привет. – Гопник с готовностью пожимает руку. – Тебя тут Лысый и Самоха искали. Просили передать, что Игнат с зоны вышел, надо встретиться, побазарить и подогреть[1] пацана на первое время.

– Понял. Я тут при чём?

– Так