Две головы и одна нога - Иоанна Хмелевская

Из планов моих ничего не вышло. Неожиданно увидела из автобуса знакомые очертания Сан Лазар, вышла, а отсюда уже рукой подать до скопища магазинов с твердыми ценами. В них, в магазинах, я и застряла. Когда вышла, мне уже было не до Версаля и не до островов: нагрузилась сверх возможностей, пришлось возвращаться в гостиницу.

А потом уже поздно было отправляться в турпоходы и я ограничилась тем, что осматривала Париж из окна автобуса. А если честно, меня опять тянуло в магазины, ибо требовалось купить комбинацию. Обычную женскую комбинацию, что носят под платьем. Задача уже давно была не из легких. Современная мода изничтожила с корнем этот предмет нижнего белья, вместо таких привычных комбинаций в магазинах всего мира продавались либо короткие маечки до бедра, очень удобные, если носишь брюки, либо же роскошные одеяния до полу из натурального шелка, с ручной вышивкой, и стоили они столько же, что и бриллиантовое колье. Продавались еще и теплые фланелевые изделия на зиму, мне же требовалась обычная традиционная рубашка на узких плечиках. Не одна требовалась, много.

И вот, любуясь Парижем через окно автобуса, я вдруг увидела магазин с такими рубашками в одной остановке от площади Бастилии. Нет, я не кинулась к выходу, расталкивая пассажиров, а просто постаралась запомнить место. На витрине универсального магазина мелькнуло еще кое-что, привлекавшее меня, и я решила непременно отправиться сюда специально, в понедельник например, или лучше всего во вторник.

А пока автобус стоял на остановке, я глаз не сводила с драгоценных комбинаций, наслаждаясь их видом. Автобус стоял дольше обычного, видимо, впереди образовалась пробка, и это дало мне возможность стать свидетельницей интересной сценки. Что-то она мне напомнила, кажется, где-то я уже видела нечто похожее.

Две бабы, подойдя с разных сторон к витрине магазина, остановились, поглядели на витрину, поглядели друг на дружку, а затем как по команде отвернулись и удалились в противоположных направлениях, причем каждая помаршировала туда, откуда только что пришла. Мне не было необходимости ломать голову над причиной странного явления, причина была яснее ясного: на бабах были одинаковые шляпки. Это надо же, в Париже наткнуться на свою шляпку! Так не повезло!

И тут уж услужливая зрительная память подсунула мне картинку из давнего прошлого. Я ожидала Гжегожа в кафе. Наша встреча была вызвана служебной необходимостью, но мы надеялись извлечь из нее и кое-что личное. Я пришла раньше, так получилось, села за столик как раз напротив зеркала и увидела вдруг перед этим зеркалом двух мужчин.

Они тоже подошли с двух противоположных сторон, на мгновение остановились перед зеркалом и вдруг увидели в нем самих себя. Оба были жутко кудлатые, бородатые и усатые, волосья торчали из них во все стороны. Авангардная молодежь. Тогда еще усы и бороды не стали повсеместной модой, эти хотели выделиться любой ценой. И надо признаться, это им удалось, очень даже выделились из ряда обычных молодых людей, оба скорей походили на лохматых обезьян. К тому же в данном случае оказались похожими, как две обезьяны-близнецы. Растительность на мордах этих типов была одного цвета, формы и длины. И наверняка каждый из них считал себя явлением уникальным, был уверен, что второго такого не существует в природе, и вот поди же! На лицах этих обезьян отразилось абсолютно идентичное выражение – сначала ошарашенности, а потом глубочайшего негодования. Они одинаково насупились, одновременно повернулись друг к другу спинами и поспешили разойтись в противоположные стороны. Ну в точности как две бабы у витрины парижского магазинчика.

Я еще смеялась, когда за столик присел Гжегож. Спросил о причине такой веселости, я описала сценку и показала одного из шимпанзе, который тоже присел за столик кафе.

– А, знаю, его зовут Ренусь! – тоже смеясь сказал Гжегож. – Мы не очень близкие знакомые, я его распознаю в основном по лохмам. Слышал, он тоже собирается за границу, но сомневаюсь, что его пустят, ведь уже своим внешним видом выражает протест против существующего строя.

Не зная, что бабы у витрины магазинчика с комбинациями подарили мне ключ к разгадке тайны, я поехала на своем автобусе дальше, когда он смог наконец двинуться, проехала нужную мне остановку и очень кружным путем, нога за ногу, не торопясь, добралась до своей гостиницы. Вот так остались невыполненными мои планы, а поскольку я прошла пешком многие километры, уже не было желания больше никуда выходить.

В воскресенье я было собралась ехать в Версаль на машине, да вспомнила о том, что лежит в багажнике, и ехать расхотелось. Ограничилась островами, обследовала их очень тщательно, но никаких следов тамплиеров не обнаружила, зато ноги отказывались служить. На обратном пути с завистью смотрела на водителей, едущих себе на машинах. Им хорошо, наверняка ни у одного из них нет в багажнике отрезанной человеческой головы…

Позже, сидя в кафе на правом берегу Сены и печально попивая сухое белое вино, я не любовалась Парижем, а рассматривала внутренним взором во всех подробностях ту самую сценку в варшавском кафе. Как Гжегож сказал? Некий Ренусь… Мне смутно припомнилось, что я слышала об этом человеке, да, наверняка слышала, лично вряд ли знала. А вот что слышала? Уехал за границу по контракту? Посадили? Дал кому-то в морду? Нет, не то, но что-то интересное о нем я наверняка слышала.

Так и не вспомнила, а только рассердилась. Ну с чего вдруг я столько времени думаю о неизвестном мне Ренусе, вместо того чтобы подумать о себе! Какое мне дело до него? И нечего тут рассиживать, по идее надо бы поскорее покончить с Парижем и поспешить к себе, чтобы пообщаться с представителями родной полиции и передать им обременительный багаж. И теперь уже ясно, что конец моим заграничным вояжам, никуда я не поеду, как планировала, из Парижа придется вернуться в Варшаву, не стану же, в самом деле, мотаться по Европе с человеческой головой в багажнике! Господи, сколько мне всегда было хлопот с собственной головой, так еще и постороннюю подкинули! Лучше бы уж какую ногу или руку…

Вспомнив о собственной голове, я вскочила с места. Завтра встреча с Гжегожем, самое время отправиться в парикмахерскую.

А на следующий день, в понедельник, я приобрела себе босоножки.

От босоножек до вышеупомянутого бистро на углу было не более пятидесяти метров, и тем не менее на меня успело свалиться очередное воспоминание.

Когда-то, давным-давно, я купила туфли под нажимом Гжегожа. Увидела я тогда в витрине обувного магазина совершенно изумительные туфли по вполне доступной цене и была поражена. Не повезло в моем отечестве обуви. То, что производили в Польше, было таким неизящным, мягко говоря, таким топорным, что просто жуть брала. А если какая отдельно взятая пара и отличалась приемлемыми формами, то уж изготовлена была из материала, напоминавшего не кожу, а скорее пуленепробиваемую сталь. Однажды в престижном обувном магазине в Аллеях Иерусалимских я увидела роскошного кота, развалившегося на подоконнике, и сразу поняла, зачем его тут держат. Не из-за мышей, разумеется. Теперь уже никто не посмеет сказать, что в магазине нет ничего красивого, привлекательного.

Так вот, увидев в витрине замечательные туфли, я была поражена и не могла пройти мимо. Зашла в магазин, примерила – на полразмера малы. Стала сомневаться. Мне сказали – пара единственная, ручная работа, только что вернулась с Брюссельской ярмарки. Я так и не решилась купить, все-таки малы, но вечером того же дня рассказала о чудесных туфельках Гжегожу.