Путин, в которого мы верили - Александр Проханов

03.10.2000

Грохот двух катастроф, оглушивших Россию, — потопление «Курска» и пожар телевышки — начинает стихать, и вновь обыватель с облегчением слушает лепет жизни, белиберду передач, бодрые обещания министров. Сквозь эстрадные песенки, рекламный вздор, веселую пошлость затейников не улавливает угрюмые, едва различимые скрежеты новых катастроф и крушений.

К желтым водам Амударьи вышли талибы, неся на плечах гранатометы и «безоткатки», таинственное племя, бессчетно рождающееся в предгорьях Гиндукуша, как библейские народы Гога и Магога. Грозно, задумчиво взирают на оазисы Ферганы, хлебные житницы Казахстана, плодородные долины Кавказа, тучные земли Татарии.

На Балканах добивают Милошевича. Сербы примирились с потерей Косова, с отпадением Черногории. Раздавленные бомбардировками, обманутые Россией, склонили выю перед Олбрайт, морскими пехотинцами 6-го флота. Выбирают себе проамериканского президента, которому Сербская Православная церковь шлет свои поздравления. Дивизии НАТО смыкают фронт от Балтики до Адриатики, смеются над русскими десантниками в Приштине.

В России облетают золотые леса, замерзают пруды, Чубайс отключает электричество в детских домах и ракетных шахтах. Цены на бензин поставили олимпийский рекорд по прыжкам в высоту. Квартплата приближается к цене похорон. Хлеб стоит столько же, сколько стоила при коммунистах осетрина. Лекарства доступны миллионерам, которые пересаживают домашним собачкам органы русских детишек. В глазах кубанского хлебороба, ивановской ткачихи, офицера подводного флота все чаще вспыхивает фиолетовым огоньком ненависть. Слышит ли Путин, как в глубине под кремлевскую стену прорубают потаенную штольню, закатывают бочки с порохом, кладут пороховой шнур, ставят горящую свечу? Откликается ли русская власть на грозные, идущие из преисподней сигналы?

Она посылает Ястржембского к талибам упрашивать их прекратить наступление на Среднюю Азию, готова порвать с Ахмад Шахом Масудом, и при этом объявляет о сокращении армии до размеров комендантского взвода. Она посылает Игоря Иванова, отмеченного жарким поцелуем Олбрайт, к Милошевичу с целью уговорить последнего добровольно явиться в Гаагу, и при этом тормозит Союз с Белоруссией, последним своим союзником. Эта загадочная кремлевская власть продолжает твердить о державности, но позволяет Грефу и Кудрину разбойничать в экономике, запускает в пустую казну Починка, который мечется, как голодная мышь по сусекам.

Аппетитная булка, показанная Путиным народу, оказалась талантливо разрисованным муляжом, и народ угрюмо жует эту вязкую целлюлозу, выплевывая цветные ошметки. Офицеры госбезопасности и победные генералы чеченской войны, которых Путин привел в политику, надеясь с их помощью сломить олигархов, эта «преторианская гвардия» споткнулась о Березовского и Гусинского, смехотворно помахивает повестками в суд, вызывая едкие насмешки Марка Дейча, потирающего ручки в древних цыпках. Почему Путин, обладая сталинскими полномочиями, добившись симпатии общества, топчется на месте, трагически растрачивая запас национального доверия, боясь разорвать с преступными кланами, с предательскими сословиями, с актерами-содомитами, экономистами-шпионами, энергетиками-людоедами, журналистами-русофобами? В чем его несвобода и тайна? Почему он кажется врагом себе самому?

Отгадка мерещится в свойствах его психологии. В тайном страхе отшатнуться от порочной среды, которая привела его в Кремль, помечена трупными пятнами ельцинизма, преступлениями против Родины, грехом отцеубийства и святотатства. В страхе порвать с ядовитым племенем и напрямую обратиться к народу. В страхе соприкоснуться с народной стихией, грозной, взрывной, непредсказуемой, огненной, как магма, тяжкой, как оползень, слепой, как землетрясение. Чтобы встать во главе народа, надо быть Вождем. Стать самим народом, его страстью и болью, бессмертной верой и мессианским подвигом. Маленький клерк, отгороженный от народа своей конторкой и щелкающими счетами, никогда не станет Вождем. Правительственный чиновник, помещающий пухлое тело в уютный «мерседес» с затемненными стеклами, несущийся вдоль многолюдных домов и улиц, никогда не станет Вождем. Президент, явленный народу через цветные светофильтры экранов, загримированный Глебом Павловским, позирующий на фоне крейсера, перехватчика, Успенского собора или Эйфелевой башни, не станет Вождем, которого ждет народ в переломные, горькие мгновения истории. Переход от Президента к Вождю — есть акт творения, в котором участвуют человек, народ и Господь Бог. Человек исчезает в народе, народ исчезает в человеке, и Богу угодно это мистическое растворение и слияние. И тогда победно грохочут пушки Полтавы, сдается Тулон, Черчилль уступает дорогу Сталину и Россия на гагаринском звездолете мчится в Космос, развешивает русские фонари в темных закоулках Вселенной.

Решится ли Путин на широкий и мощный шаг, чтобы войти в народ? Или предпочтет топтаться на пороге Всемирного еврейского конгресса, дожидаясь, когда ему Бобков выпишет пропуск в «Мост-Медиа»?

Бабушка на Даниловском рынке, торгуя грибочками, на вопрос иностранного политолога из «Рэнд корпорейшн» о том, как следует проводить Путину свою внутреннюю и внешнюю политику, ответила: «Что я тебе, милый, скажу. Назвался груздем — полезай в кузов!»

Нельзя не согласиться с бабусей.

25.10.2000

Политика Путина напоминает полет испуганной мухи, которая, бросками и зигзагами, повинуясь законам неэвклидовой геометрии, описывает в пространстве многоугольную фигуру, возвращается на прежнее место и замирает под абажуром, издавая тонкий щемящий звук.

Он разгромил сепаратистов в Чечне, но тлеющая, незавершенная война питает русские кладбища равномерными порциями гробов. Он подковал и поставил в стойло иноходцев-губернаторов, назначив над ними семь строгих конюхов, но те лузгают семечки, а иноходцы прогрызают стены конюшни, и Шаймиев, в нарушение Конституции, избирается на третий срок. Он утеснил олигархов — несносного, трескучего, как сорока, Березовского и надменного, как целлулоидный божок, Гусинского, но тихий Абрамович двумя булькающими глотками выпил всю русскую нефть, а Дерипаска превратил весь русский алюминий в огромный слиток и выбил на нем свой профиль.

Он разгромил две виртуальные империи — ОРТ и НТВ, прогнал под дождь нашкодившего от возбуждения Доренко и вырвал клыки саблезубому тигру Киселеву, вставив ему в челюсти клочки промокашки, но вся русофобская тля, как и прежде, облепила экраны, и на беспросветном телевидении нет ни одной патриотической, державной программы. Он заключает договоры с Индией, Китаем и Ираном о поставках военной техники, спасая от крушения русский остановленный ВПК, но при этом срезает русские ракеты, топит станцию «Мир», гробит ядерный щит, превращая проект по созданию «Тополей» в летящий по ветру тополиный пух. Он возвращает внешнюю политику России в Ливию и Ирак, восстанавливает попранную дружбу с Северной Кореей, но глава МИДа Игорь Иванов, который носит под шелковым бельем медальон с личиком Олбрайт, предает Югославию, «кидает» Милошевича, последнего союзника России в Европе. Он чувствует угрозу талибов, строит военный союз с Киргизией, Узбекистаном и Таджикистаном, но при этом готовит сокращение армии до уровня караульного взвода, выводит войска из Грузии, «подмораживает» союз с Белоруссией. Он выступает в защиту русских, которых в казахстанских тюрьмах поливают кипятком, а в фашистской Латвии сажают на ржавую, оставшуюся от гестапо цепь, но дома, в России, он равнодушен к русским, и чуть выдается свободная от горных лыж минутка, так сразу едет в гости к Хазанову или в десятый раз смотрит свою любимую пьесу «Контрабас» в театре у чернозубого Райкина. Он справедливо, с некоторым преуменьшением, говорит о вымирании народа, о «тупике реформ», но экономическая политика крепкого, как желудь, Касьянова — с ростом цен на еду и лекарства, на жилье и проезд — есть устоявшаяся практика «экономического геноцида», выметающего из России миллион человек в год, и он не вырывает из рук «реформаторов» эту страшную «метлу смерти». Он, как в кинофильме «Россия молодая», провозгласил величие Державы, с Петровской прямотой обратился к народу, обещая соединить растерзанное на части народное тело, восстановить гордую мощь, привнести просвещение, учредить ремесла и науки, спустить на воды новый флот, привести в Полтаву русскую рать, поднять над Нарвой русский победный флаг, но «экономика Чубайса и Грефа» с удвоенной силой выкачивает из России живые соки, цепко выхватывает у русского каждый заработанный рубль и отдает его американцу и немцу.