Времетрясение - Курт Воннегут

Суноко исследовал еще пятьдесят мозгов, половина из них принадлежала людям настолько глупым, что в это невозможно поверить, другая половина – людям настолько умным, что в это невозможно поверить. Скажем так, шишки имелись только в ушах ученых-ракетчиков. Несомненно, конечно, разумеется, именно в шишках крылся секрет успешного прохождения тестов на интеллект. Если бы этот маленький кусочек был просто куском мяса, он помог бы прохождению тестов не больше, чем прыщ на носу. Ну разумеется, это радиоприемник! Именно эти радиоприемнички передавали правильные ответы членам клуба Менса и ФБК и прочим умникам. Ответы эти могли быть туманны, но они же передавались!

Это открытие тянуло на Нобелевскую премию. И, еще не отослав статью в журнал, Флеон Суноко отправляется покупать себе костюм для поездки в Стокгольм.

Траут говорит: «Флеон Суноко покончил с собой на автостоянке Национального института здравоохранения. Он был одет в новый костюм, в котором он теперь уже не поедет в Стокгольм».

«Он вдруг понял, что не сам сделал это открытие. Само же открытие и доказывало этот факт. Он вырыл сам себе яму! Человек, сделавший такое удивительное открытие, как он, несомненно, не мог обойтись одним своим мозгом, одним лишь кормом для собак, которым набита его черепушка. Он мог это сделать лишь с посторонней помощью».

Когда, отдохнув десять лет, свобода воли снова взяла всех за жабры, Траут почти безболезненно перескочил из мира дежа-вю в мир неограниченных возможностей. Катаклизм перенес его обратно в ту точку в пространственно-временном континууме, где он снова сочинял рассказ об английском солдате, у которого голова и «младший брат» поменялись местами.

Тихо, без предупреждения, «подарочный червонец» закончился.

Каждый, кто управлял в тот момент каким-нибудь самоходным транспортным средством, каждый, кто был пассажиром такого транспортного средства, каждый, кто стоял у этого транспортного средства на пути, узнал тогда, что такое переизбыток адреналина в крови. Десять лет подряд машины, как и люди, повторяли то же самое, что делали, когда проживали эти десять лет в первый раз. Разумеется, зачастую эти действия оканчивались плачевно. Как писал Траут в книге «Десять лет на автопилоте»: «До катаклизма, после катаклизма, суть одна: современный транспорт – это русская рулетка». Однако в течение «подарочного червонца» за все отвечала снова побежавшая вперед Вселенная, а не люди. Могло казаться, что люди чем-то управляют, но в действительности это было не так. Они не могли ничем управлять.

Как писал Траут: «Лошадь знала дорогу домой». Но когда «подарочный червонец» закончился, лошадь – под которой следует подразумевать все что угодно, от мотороллера до реактивного самолета – забыла дорогу домой. Людям снова предстояло указать «лошадям», куда ехать, если они не желали становиться игрушкой в железных лапах ньютоновских законов движения.

Траут, сидя на своей койке в двух шагах от академии, не управлял ничем опасным. Он управлял обыкновенной шариковой ручкой. Когда свобода воли снова взяла всех за жабры, он просто продолжил писать. Он закончил рассказ. Крылья сюжета, стремившегося к концу, перенесли своего автора через то, что большинству из нас показалось разверзшейся пропастью.

Только после завершения неотложного дела по написанию рассказа у Траута появилась возможность осознать, что происходит в окружающем мире, или, точнее, Вселенной – если, конечно, в ней что-то происходит. Как человек, живущий вне культуры и общества, он находился в уникальном положении: практически к любой ситуации он мог применить Бритву Оккама или, если хотите, закон экономии. Помните, как он звучит? Правильно: самое простое объяснение феномена в девяти случаях из десяти будет ближе к истине, чем надуманное.

Итак, по указанной причине пользующиеся все общим уважением мнения о том, что такое жизнь, что может и что не может происходить во Вселенной и так далее, никак не влияли на размышления Траута о том, как же ему удалось закончить рассказ при том, что ему так долго мешали. И поэтому старый писатель-фантаст мог сразу прийти к простому выводу: каждый переживает то же самое, что уже один раз переживал за последние десять лет, что никто не сошел с ума, что Вселенная вернулась немного назад, но затем снова стала расширяться, превратив всех и каждого в роботов. Так случайно подтвердился тот факт, что прошлое нельзя изменить. Кстати, формулируется это так:

За знаком знак чертит бессмертный Рок

Перстом своим. И ни одну из строк

Не умолить его ты зачеркнуть,

Не смоет буквы слез твоих поток[19].

И тут, в полдень 13 февраля 2001 года, чертпоберикакаяжеэтоглушь 155-ю Западную улицу в Нью-Йорке и всю планету снова взяла за жабры свобода воли.

Мне тоже посчастливилось перескочить из мира дежа-вю в мир неограниченных возможностей так, что я этого не заметил. Посторонний наблюдатель мог бы сказать, что я воспользовался свободой воли сразу же, как это стало возможным. А было вот что: за секунду до катаклизма я опрокинул чашку очень горячего куриного бульона себе на колени, выпрыгнул из кресла и руками стал стряхивать со своих брюк капли горяченного супа и лапшу. Тем же самым я занимался и когда «подарочный червонец» закончился.

Когда меня снова взяла за жабры свобода воли, я просто продолжил счищать с себя суп, пока он не просочился сквозь брюки и не обжег меня. Траут возразил, и он был абсолютно прав, заявив, что мои действия были рефлекторными и не заслуживали называться проявлениями свободы воли.

«Если бы ты подумал, – сказал он, – то просто спустил бы штаны, ведь они и так уже испачканы супом. А так их сколько ни отряхивай, суп все равно просочится сквозь ткань».

* * *

Траут, конечно, был одним из первых, кого свобода воли снова взяла за жабры. Первенство его не ограничивалось чертпоберикакаяжеэтоглушь 155-й улицей, в целом мире были единицы таких, как он. И его в отличие от многих других сей факт весьма заинтересовал. Всем остальным было плевать – десять лет повторения ошибок, неудач и пирровых побед убедили их, по словам Траута, «что можно с прибором положить на настоящее вместе с будущим». Впоследствии это явление назовут посткатаклизменной апатией, или ПКА.

Траут провел опыт, который многие из нас пытались провести сразу после катаклизма. Он начал специально во весь голос выкрикивать разные бессмысленные слова, вроде «трам-тарарам-пам-пам, дзинь-дзинь, ля-ля-ля» и так далее. Все мы пытались произносить такие слова в 1991 году, куда нас отбросил катаклизм, пытаясь убедить себя, что мы все еще можем говорить и делать, что хотим, если очень постараемся. Естественно, у нас ничего не выходило. Но когда «подарочный червонец» закончился, Трауту без малейших трудностей удалось сказать «синяя двухфокусная норка».