Беглец - Екатерина Стадникова

– Откуда ты все это взял?

– Прочел в дневнике Джаро, когда убил его. Ну, то, чем тот стал. У мертвецов часто остается цель. Этот продолжал изучение руны, которую сам и выдумал. Руны, позволившей поднять в строй целый лагерь убитых. Записи Джаро были на удивление стройными.

– Хочешь сказать, что знаешь, как призвать армию мертвых? Научишь меня?

– Не фокус призвать ее, – горько усмехнулся Навен. – Интересное начинается, когда пытаешься загнать ее назад. Спи.

Утро настало слишком быстро. Леннарт и Лиль, натыкаясь друг на друга, бесцельно бродили по норе, стараясь разогнать остатки сна. Новая порция каши удалась Навену лучше предыдущей, никто его не отвлекал.

– Что будет с трупом? – как-то очень буднично спросила девчонка.

– Я расскажу о нем заинтересованным людям, и те придут сюда.

– Как она или стража?

– Как она.

Лиль заправила волосы за ухо и склонилась над миской. Не стоило оставлять девчонку тут одну, однако обе альтернативы выглядели малоприятно: выставить на мороз или отправить в бордель. Лучше тут. Безопаснее. Лес скроет и защитит это место. А прятаться пигалица привыкла.

– Хочешь прогнать меня? – она наморщила нос.

– Да, – признался Навен.

Леннарт скорчил такую рожу, будто ему в штаны затолкали живого рака. Навен внимательно посмотрел на Лиль.

– Но я не поступлю так. Выгнать тебя может только настоящая хозяйка. Мирта Фоксхол, мадаритка и моя наставница. Ты понимаешь, как опасно сейчас на Хоринге. Сюда тебя привело чутье. Не выходи за барьеры чар без необходимости, и все будет хорошо. Еды тебе хватит.

– Звучит как прощание.

– Так и есть отчасти, – согласился Навен. – Нам надо…

– …решать свои взрослые дела, – вдруг огрызнулась Лиль.

– …рассказать о смерти девушки тому, кто относился к ней с теплотой.

Она прикусила язык и словно сжалась.

– А потом продолжить поиски способа победить одержимость и спасти Хоринг.

– То есть ты не хочешь убивать монстра? – Леннарт поднял брови, но во всей его позе была скорее заинтересованность, чем неодобрение.

– Не хочу, – подтвердил Навен. – Потому как это не монстр. Не весь он. Сложно это.

– И ничего не сложно, – всплеснула руками Лиль. – Надо понять, как началось. Потом как проявляется. Потом что оно: дух, человек или зверь там. А после сварить зелье, смешать с кровью чудища и заставить того выпить. Правда если не сработает…

– Это уже похоже на план, – перебил рыцарь.

– Эээ… я не возьмусь варить такое! – растерялась девчонка. – Я об этом раз читала и то мельком. Нас такому не учили. Не хотели. А потом… потом некому стало учить.

События болью отражались в глазах Лиль. Или это блики пламени. Или почудилось… Леннарт опустился перед пигалицей на одно колено, взял ее ладошку в свои и спросил:

– За это ты убиваешь рыцарей? За то, что они сделали?

– Не убила ни одного.

– Милая Лиль, позволь мне искупить их вину? Если мы победим проклятье, и я при этом останусь жив, прими мою…

– Я разрыдаюсь сейчас, – не выдержал Навен. – Твое «рыцарство» порой невыносимо.

– Как и твое его полное отсутствие, – он неуклюже поднялся. – Но я не ропщу. Заметь.

В какой-то момент Навену показалось, что он готов завязать рыцарю ноги в аккуратный бантик, если хотя бы заподозрит того в недостойных намерениях относительно их новой знакомой.

Весь путь до города парни подтрунивали друг над другом на тему рыцарства и монастырской жизни. А Навен все старался определить точный возраст Леннарта. Просто для себя.

Шутки резко оборвались, когда на самом повороте к городским воротам замаячил скорбный караван. Растерянные мужчины, охрипшие от плача женщины с пустыми бесцветными глазами. Горе так изуродовало их, что Навен едва узнал селян с ферм. Он жестом приказал Леннарту ждать, а сам поспешил к людям.

Запах крови, густой и отчетливый, заставил Навена стиснуть зубы. На телеге, припорошенные снегом, лежали тела троих. Двое детей и один взрослый, укрытые по грудь. Монстр времени не терял.

– Навен! – всхлипнула женщина и прижалась к нему, как к родному. – Он всех убил. Порезал, как овец. Почему же не меня? Почему не меня?

Она подняла красное, как кусок мяса, опухшее лицо.

– Кто? Кто это сделал? – прошептал Навен.

– Черный человек из леса.

Больше она не говорила. На телеге лежали ее младший сын и муж. Мальчишка часто убегал в лес: наслушался сказок про клады и стремился отыскать хоть один. А нашел только горе для матери. Мужик же был вполне нормальным. В борделе его видели реже прочих, а в таверне почти никогда. Работал на фермах, сыновей своих любил.

Навен искал глазами человека, способного быть полезным. Или хотя бы мыслить здраво. Орсо бы решил, будто Навена тронуло чужое горе. Но только круглый идиот не разглядел бы великолепную возможность добраться до работы монстра раньше коронера, людей графа и магов. Первым.

Навен так увлекся идеей, что просто достал из пояса рунный камень и активировал. Это оказалось большой ошибкой. Он совершенно не думал о чьем-то горе, об уважении к умершим. Сейчас значение имело лишь продвижение в дырявом расследовании.

Женщины запричитали, заохали, зашумели. Навен читал безумие в их глазах. То самое безумие, которое способно на все.

И пока он обдумывал, как и чем повлиять на столько людей сразу, из леса вышел Леннарт.

Стройный, в сияющих доспехах, без шлема. Красивый, как с соборной фрески. Леннарт не был нем. Он запел. Среди всего отчаяния, снега, крови и голых деревьев уверенный нежный голос звучал чем-то неземным. Годы в монастыре не прошли зря: Леннарт знал все обрядовые песни наизусть.

Он простер руки, как изваяние самого Илнара. Не хватало разве что божественного свечения из ушей. Но селяне, увязшие в своем горе, были готовы искать утешения в чем угодно. Они как зачарованные потянулись к поющему рыцарю. Хотя, может, в тех напевах и было что-то от чар. Навен мало интересовался церковью и ее обычаями.

Между тем, потерявшие близких напуганные люди встали перед Леннартом на колени. Рыцарь сделал едва заметный кивок в сторону телеги.

«Цинично, да», – размышлял Навен, бегло осматривая раны. Взрослый мальчик и мужчина были изорваны в клочья. Тварь разделывала их голыми руками, не отрезая, а вырывая, выкручивая куски мяса и ломая кости. Грязно, жестоко, по-звериному. Маленький мальчик, светлый и тонкий, как цветок одуванчика, отличался от прочих: всего одна глубокая рана. Никаких повреждений. Края раны почти ровные.

Руна говорила, что из всех троих малыш умер первым. А только несколько часов спустя монстр разорвал старшего ребенка и мужчину. Два трупа уделаны кровью, пакостью из кишок и желудка, изувечены. Женщины смыли следы, но руна видела их. На маленьком мальчике ничего похожего.