Игрушки для взрослых мужчин - Светлана Борминская

«Оборванка посягнула на святое, и пощады пусть не ждет!» – вспомнил он свои слова...

А фраза Полины Давыдовны заставила его кисло улыбнуться:

«Она его метлой приворожила?»

– Поехали, – сказал себе Скотчинский и сел в автомобиль.

* * *

На Москву опускался туманный неоновый вечер. Уронив голову на руль, он вспоминал... Как росла, как училась, выходила замуж и ходила беременная Машкой его Лада.

– Золотко, – Рэм Константинович достал платок и вытер им глаза, вспомнив, как засыпала внучка, обняв плюшевую мартышку, а они выходили из ее комнаты на цыпочках.

Услышав знакомую мелодию, он некоторое время изумленно вертел головой и смотрел на стоящие впереди машины...

– Рэм, я приеду в Москву!.. Слышишь? – прокричала в трубку Полина Давыдовна. – Мне жизненно необходимо посмотреть на внучку и на эту дворничиху!.. Я ведь потом себя съем, если не приеду и не увижу их...

– Оно тебе надо?.. Что там у тебя кричит? – рассердился Скотчинский. – Не Зяблик случайно?

– Ты же знаешь, я люблю смотреть кулинарные программы, – помолчав, призналась супруга. – А Зяблик вышел на улицу проветриться.

– Поля, никакой Москвы, слышишь меня?.. Никакой Москвы, – Скотчинский нервно ухватился за руль второй рукой. – Слышишь, Поля?!

– Але-о-о?.. Не слышу ничего, Зяблика в корзину посажу и приеду, а то мы в Лондоне как на Марсе, – тут смех Полины Давыдовны внезапно оборвался...

– Нет, не приезжай... Нет-нет!.. – выкрикнул Рэм Константинович, лихорадочно трогаясь за впереди стоящей машиной.

Пробка на Кутузовском рассосалась... Машины, натужно гудя, срывались с места и растворялись в переулках Москвы.

Капал дождь, и сквозь разводы на стекле мелькали оранжевые чулки дочери у калитки. Машка разговаривала, стоя под зонтом с каким-то долговязым мальчишкой, уже неприлично долго, и Влада с трудом отвела от них взгляд... Приезд Рэма Константиновича и ожидание из командировки Бармичева вкупе со всем, что стряслось, сделали свое темное дело. Влада не спала уже несколько ночей, размышляя и не находя выхода из сложившегося положения. Словно между счастливым прошлым и беспросветным настоящим выросла стена из невидимого материала, несовместимого с будущим.

Ее жизненный девиз: «Наслаждаясь настоящим, смотреть в будущее» внезапно потерял актуальность, как свет для слепого. Хотя все, что нужно для счастья, вроде бы никуда не исчезло, все было пока на своих местах – родители, дочка, дом и Влад, который на днях должен был вернуться из Штатов.

Влада тяжело вздохнула...

Их познакомили родители – обычная любовная история, начавшаяся на даче в Жуковке двадцать лет назад... И вот какая-то нищенка поставила на их семье жирный крест! Влада зажмурилась, она не могла без слез смотреть на фотографии, которые глядели на нее отовсюду. Культ семьи, взращенный ею же самой, теперь работал против нее!

– Кладбище моей любви, – пробормотала Влада, закрыв рот рукой.

Дочери у калитки уже не было и, не глядя, она набрала номер телефона Цацы, смахнув на пол бегущего по стене паука.

– Мне воздуха не хватает, Цаца, – прокричала она в трубку. – Как же он не понимает?.. Я умру, ведь во мне столько любви к нему...

– Выпей, – философски зевнула в ответ подруга, – и займись чем-нибудь!..

– Чем?

– Ну, прими душ, покрась волосы, да сделай что угодно...

– Скажи, ты придумала что-нибудь?

– Приеду – узнаешь...

* * *

– У меня самой неприятностей, как у дворняжки блох, – с порога заявила Цаца. – А цыганку я все равно нашла, ну, чтобы напугать твою разлучницу. Нужно будет закинуть ее с утра пораньше на Кутузовский, где эта краля двор метет... Только я вот думала, пока ехала, а если эта Валя не из пугливых?.. Мне цыганка сказала, а что, если она и не такое видела?

– Что же тогда делать?

– Ну, посмотрим, – протянула Цаца. – Представить не могу, что чувствует женщина-дворник? Может, на нее обычная порча-то и не действует?

Они сидели в беседке, дождь закончился, и было довольно тепло. Спелые ягоды бузины, бересклета и жимолости блестели у забора.

– Может, к экстрасенсу съездим? – Цаца стряхнула пепел с сигареты на траву и закрыла глаза.

– Давай, – Влада встала. – Мне главное дома не сидеть.

Узкая джинсовая юбка, которую Влада носила еще лет десять назад, сидела на ней как влитая... Цаца тяжеловато шла следом, в джинсах, заправленных в сапоги.

– А ты похудела, – хмуро констатировала она.

Влада кивнула.

– Куда уж больше-то, а меня несет куда-то... Что за гадость?

– Где?

Цаца сапогом прихлопнула паука, бегущего по ступенькам в дом.

– Слушай, я такого только на Мадагаскаре видела, – Цаца разглядывала черные фрагменты лапок на ступеньках.

– Развелись, – согласилась Влада. – Я их убиваю каждый день... Ты зайди в дом, пока я одеваюсь.

В спальне шуршало забытое радио, а сквозь апельсиновые занавески пробивался солнечный свет.

– А что в темноте? – Цаца подошла и, щелкнув шпингалетом, открыла окно. – Душно как у тебя.

– Иди сюда, – позвала Влада. – Посоветуй, что мне надеть!

– А где Машка? – Цаца перебирала платья Влады на вешалке. – Что-то не вижу ее совсем.

– С мальчиком своим, – Влада запрыгнула в черные брюки. – Вот, и эти тоже велики. Надо что-то другое... А помнишь, Машка была такая крохотная и с самого рождения чихала ровно три раза, как и я!

– Да, смешно, – Цаца кивнула и огляделась, – а знаешь что, давай, ты приготовишься к его приезду, что ли?

– Влад вернется, а я выкажу ему усталое презрение, да?.. – Влада выглянула из-за ширмы. – А может, не надо?

– Наоборот, ты гипернежно встретишь его – свечи, вино и ты... У тебя свечки есть?

– В шкафу, – Влада хмыкнула. – Ох уж эти советы из журналов.

– Ага, нашла, свеча... анальная. Эта? – возмутилась Цаца.

– Не эти, я потом сама поищу, а вообще ты здорово придумала, – Влада вышла в вязаном брючном костюме и босиком. – Ну что, поехали?

– А туфли?

– Туфли внизу, закрой окно, пожалуйста, – попросила Влада.

Цаца открыла машину и, прищурившись, посмотрела на Владу.

– Имей в виду, я ненавижу глупые советы, – поморщилась Влада.

– Ну почему сразу глупые? Тебя же никто не заставит делать то, чего ты не хочешь, – пожала плечами Цаца. – Я решила, мы едем к провидице! – и Цаца лихо свернула в переулок.