Влюбиться в жизнь. Как научиться жить снова, когда ты почти уничтожен депрессией - Мэтт Хейг

«Деньги» Мартина Эмиса. Эту книгу я знал вдоль и поперек и даже писал по ней сочинения. Произведение грубоватое, резкое, забавное, с нотками мужественности и ненависти, что и делает книгу такой «сильной». Другими словами, печальная красота среди комедийности. («С каждым часом слабеешь. Когда я сижу в своей лондонской квартире и пялюсь в окно, то порой думаю, как это грустно, трудно, тяжело — смотреть на дождь и не знать, почему он идет».)

Дневник Сэмюэла Пипса. Мне особенно нравились отрывки о Великом лондонском пожаре и чуме. Было что-то особенное в том, как Пипс продолжал радоваться жизни во время апокалиптических событий семнадцатого века. Чтение об этом обладало лечебным действием.

«Над пропастью во ржи» Дж. Д. Сэлинджера. Холден был моим старым приятелем.

Поэзия периода Первой мировой войны. Такие стихотворения, как «Странный ад» Айвора Герни и «Умалишенные» Уилфреда Оуэна (стихотворение о контуженых солдатах в сумасшедшем доме), восхищали и пугали меня одновременно. Несмотря на то что мне не довелось пережить войну, страх перед каждым новым днем, наполненным болью, был хорошо мне знаком. Меня поражало, как депрессия и тревожность способны переплетаться с посттравматическим стрессовым синдромом. Может, все мы пережили травму, о которой не догадываемся? Вероятно, шум и ритм современной жизни — это травма для наших разумов пещерных людей? Был ли я настолько слабым? Или жизнь — это война, но большинство из нас не подозревают об этом?

«История мира в 10,5 главах» Джулиана Барнса. Эту книгу я читал и любил ранее. Она была забавной, странной, и я знал ее практически наизусть.

«Советы по выживанию в дикой природе» Маргарет Этвуд. Сборник рассказов. Более легкое чтиво. Рассказ под названием «Настоящие отбросы» был моим любимым. Он о мальчиках-подростках, которые пялятся на официанток.

«Широкое Саргассово море» Джин Рис привело меня к «Джейн Эйр». Книга о «сумасшедшей на чердаке» и ее пути к безумию. Действие в основном происходит на Средиземном море. Отчаяние и одиночество в раю так хорошо были мне знакомы. Я знал, что значит чувствовать себя ужасно в «самом красивом месте в мире». Это так напоминало мне о последней неделе в Испании.

Андреа готовилась рассказать мне о моем подарке на день рождения.

«Мы едем в Париж. Завтра. Мы едем в Париж завтра! Я уже купила билеты».

Меня контузило. Я и представить не мог более страшных слов. «Не могу. Я не могу поехать в Париж», — ответил я.

Это произошло. Паническая атака. Я почувствовал, как она зарождается у меня в груди. Мне казалось, что я вернулся в 2000 год, когда я чувствовал себя запертым внутри самого себя, как обреченная муха в банке.

«Нет, мы поедем. Мы остановимся в шестом округе. Будет здорово! Мы будем жить в отеле, где умер Оскар Уайльд. Он называется L’Hotel».

Перспектива жить там, где умер Оскар Уайльд, мое самочувствие не улучшила. Это значило лишь то, что я тоже там умру. Умру в Париже, прямо как Оскар Уайльд. Я представил себе, как меня убьет воздух. Я уже четыре года не был за границей.

«Не думаю, что смогу там дышать», — сказал я, понимая, что это глупость, потому что я не был сумасшедшим! Но факт оставался фактом: Я не думал, что смогу там дышать.

После этого разговора я свернулся в позу эмбриона прямо за дверью. Я весь дрожал. Не думаю, что кто-то так сильно боялся Парижа со времен Марии-Антуанетты. Но Андреа знала, что делать. К тому моменту она была уже доктором наук в этой области. Она сказала: «Хорошо, мы не поедем. Я отменю бронь в отеле. Мы потеряем немного денег, но если тебе так тяжело…»

Так тяжело.

Мне все еще было сложно пройти в одиночку 20 метров и не поддаться панической атаке. Я испытывал невероятную тяжесть. Это как если бы обычного человека заставили пройтись голым по Тегерану или что-то вроде того.

Но.

Если бы я ответил «нет», то был бы человеком, который не выезжает за границу, потому что боится. Тогда это сделало бы меня сумасшедшим, а я больше всего на свете боялся (даже больше, чем смерти), что сойду с ума или что мне придется сдаться демонам. Итак, как это часто бывает, большой страх побеждает другой большой страх. Лучший способ победить монстра — найти другого, более страшного.

В итоге я поехал в Париж. Евротоннель не развалился, и море не обрушилось на наши головы. Мои легкие, как оказалось, вполне способны дышать парижским воздухом. Хотя в такси я даже говорить не мог. Путь от Северного вокзала к отелю был нелегким. На берегу Сены проходила какая-то забастовка, и в толпе развевался большой красный флаг, как триколор в фильме «Отверженные».

Закрыв глаза той ночью, я не мог заснуть, потому что у меня перед глазами мелькал Париж, словно я смотрел на него из окна такси. Однако мне удалось успокоиться. На протяжении следующих четырех дней у меня даже не было ни одной полноценной панической атаки. Я чувствовал только сильную тревогу, которая преследовала меня, пока я гулял по левому берегу Сены, бродил вдоль улицы Риволи и сидел в ресторане на крыше Центра Помпиду.

Я начал понимать, что иногда нужно просто совершить то, чего ты ужасно боишься, и выжить. Это и будет лучшим лекарством. Боитесь выходить на улицу — выходите на улицу. Боитесь замкнутого пространства — проведите какое-то время в лифте. Если у вас сепарационная тревога, то побудьте какое-то время в одиночестве. Когда вас одолевает депрессия или тревожность, ваша зона комфорта сужается с размеров целого мира до размеров постели или исчезает вообще.

И еще кое-что. Стимуляция, эмоциональное возбуждение — все то, что можно найти в незнакомых местах. Иногда это может казаться пугающим, но это освободит вас. В знакомом месте разум фокусируется только на себе. В вашей спальне нет ничего нового, что ему нужно было бы заметить. Никаких потенциальных внешних угроз, только внутренние. Оказавшись в незнакомом месте, а лучше — незнакомой стране, разум неизбежно начинает сосредотачиваться на мире вне вашей головы.

Мне, по крайней мере, такой способ помог.

В действительности в те дни в Париже я чувствовал себя более нормальным, чем дома, потому что во Франции обычная для меня неловкость, обусловленная тревожностью, легко могла сойти за неловкость, характерную для британцев.

Многие люди в депрессии начинают путешествовать, чтобы избавиться от своих симптомов.

Великая американская художница Джорджия О’Киф, как и многие другие творческие люди, всю жизнь пребывала в депрессии. В 1933 году, когда ей было 46 лет, О’Киф положили в больницу из-за неконтролируемого плача, неспособности есть и спать и других симптомов депрессии и тревожности.