Апокалипсис Томаса - Дин Кунц

И, что более важно, они бы поняли, что кража диска — не просто вандализм, но свидетельство ведущегося расследования. Если местные заподозрили бы, что я не просто гость, наслаждающийся благами Роузленда, меня могли очень быстро познакомить с секретами поместья, и, боюсь, мне бы это ничего хорошего не принесло.

А в девяти футах над землей, на вершине стены, пропажу медного диска так быстро бы не обнаружили. Принявшись за работу и расковыривая бетон вокруг диска, я обнаружил, что диск не желает покидать насиженное место. В тот момент, когда я углубился где-то на дюйм, лезвие перочинного ножа сломалось. Я уже осознал, что диски не такие тонкие, как монеты. Более того, это вовсе не диски, а торцы медных стержней диаметром в дюйм. Вполне возможно, они тянулись на всю высоту стены и уходили в бетонное основание.

Медь слишком мягкий и дорогой металл, чтобы служить арматурой. Для этого используются стальные стержни. Медные выполняли какую-то другую функцию. Учитывая стоимость встраивания такого большого количества стержней в каменно-бетонную стену, я мог предположить, что они важны не только для того, чтобы обеспечивать структурную жесткость стены, но и для чего-то другого. Собственно, вся стена, похоже, служила для реализации этой неведомой мне цели, а не только отгораживала поместье от остального мира.

Я забросил перочинный ножик и отломившуюся часть лезвия в высокую траву у внешней стороны стены и пополз на четвереньках, пока не выбрался из-под ветвей дубов. Поднялся и зашагал по стене шириной в ярд, словно вновь превратился в мальчишку (или не переставал им быть), ищущего приключений.

Подъем земли скрывал от меня далекий особняк и другие постройки… и, соответственно, меня от них.

Пройдя пятьдесят футов, я наткнулся на перевернутую полую чашу, диаметром в фут, размещенную по центру стены. Снова опустившись на колени, увидел, что «чаша» закреплена на стальных штырях длиной в четыре дюйма и служит дождевым отражателем, установленным над вентиляционной решеткой.

Я сунул руку под «чашу» и почувствовал пальцами и ладонью слабый ток теплого воздуха. Когда наклонил голову к отражателю, уловил запах, напомнивший мне запахи только что пробившейся весенней травки, сочной летней травы и земляники, хотя этот, определенно уникальный, отличался от перечисленных мною. Внезапно теплый воздух сменился холодным, и хотя он тоже отличался уникальным запахом, ассоциации вызвал совсем с другим: с сухими опавшими листьями, влажными, тронутыми плесенью, и трескающимся льдом.

Холодный поток сменялся теплым, а теплый — холодным каждые двадцать секунд, по какой причине и с какой целью, я, конечно, сказать не мог. Понятия не имел, почему стену надо вентилировать или почему температура и запах выходящего воздуха изменяются.

Я поднялся и прошел еще порядка четырехсот футов, прежде чем добрался до еще одного отражателя и вентиляционной шахты. И здесь температура и запах воздуха изменялись каждые двадцать секунд.

Сразу за отражателем у стены росла еще одна роща дубов, некоторые ветви раскинулись над самой стеной. Я подумал о том, чтобы спрыгнуть вниз, но в высокой траве меня могла поджидать яма или камень, а ломать ногу очень уж не хотелось. Поэтому я осторожно сполз вниз, повис на руках и спрыгнул менее чем с трех футов.

Попятился от стены, пытаясь увидеть снизу дождевой отражатель над вентиляционной решеткой. Но он находился высоко над моей головой, только чуть поднимался над стеной и пока оставался невидимым снизу. Когда же я отошел достаточно далеко, чтобы увидеть отражатель, он казался естественной частью стены, не вызывающей никакого интереса.

Поставленный в тупик моими открытиями, я отвернулся от стены и увидел пистолет, нацеленный мне в левый глаз.

Держала пистолет рука с длинными, тупыми пальцами и жесткими черными волосами, растущими между костяшками. Лицо человека, которому принадлежала рука, чем-то напоминало последнюю: суровые, каменные черты и пробивающаяся сквозь кожу борода, которую полностью не сбрить даже топором.

Паули Семпитерно возглавлял службу безопасности Роузленда, но даже в серых брюках, белой рубашке и синем блейзере выглядел так, будто проводил все свое время в темных проулках, где разбивал людям колени бейсбольной битой и разукрашивал их лица кастетом.

— Ты мне не нравишься, красавчик, — и испуганные его грубым голосом поползни, сидевшие на ветвях дубов у него за спиной, перестали посвистывать.

Хотя я видел Семпитерно лишь однажды и не делал ничего такого, чтобы обидеть его, я поверил, что говорит он искренне и действительно сильно меня не любит. Даже если бы он не произнес ни слова, я бы понял его отношение ко мне по толстым пурпурным губам, которые чуть разошлись, открывая зубы, которые могли грызть не только мясо, но и кости. Да и пистолет, нацеленный мне в лицо, не сулил ничего хорошего.

— Волфлоу безмозглый идиот, он всегда был идиотом, но такого я не ожидал, даже от него. Пригласить гостей! И не на одну ночь! О чем он думал? Чего на этом останавливаться? Почему теперь не сыграть твою свадьбу с этой брюхатой милашкой? Позвать сотню ваших тупоумных родственников, нанять оркестр, предложить губернатору прекратить брать взятки на время поездки из Сакраменто сюда и обратно, чтобы он смог вас расписать.

Невысокий, с грудью колесом, с толстой шеей, грубый, Семпитерно смотрелся классическим мафиози, только в отличие от последнего очень уж много говорил. Но он был в бешенстве, хотел, чтобы я знал, что он в бешенстве, но, очевидно, считал, что я слабоумный и не смогу понять его состояния, пока он не произнесет тысячу слов, чтобы мне все разъяснить.

— В любом случае, ты не просто наш гость, красавчик. Ходишь здесь, ходишь там, вынюхиваешь, обследуешь конюшни, говоришь с Шилшомом о лошади, когда нет здесь никакой лошади, давным-давно не было никаких лошадей, а теперь еще ходишь по стене. Кто, черт побери, ходит по стене высотой в девять футов? Никто не ходит. За исключением тебя. Какого черта ты ходишь по стене?

Тут он сделал паузу на быстрый вздох, и я решил, что от меня ждут ответа.

— Видите ли, сэр, сверху открывается очень красивый вид. Такая панорама.

Придвинув пистолет к моему левому глазу, на случай, что я о нем забыл, начальник службы безопасности продолжил:

— И как панорама? Тебе понравилась панорама? Красивее Большого Каньона. Я не знаю, что у тебя на уме, стеноходец, но ты определенно что-то задумал. Я не люблю людей, которые что-то задумывают. Ты знаешь, сколько я готов терпеть людей, которые что-то задумывают?

— Нисколько? — догадался я, уверенный, что этим ответом выиграл приз, если таковой полагался.

— Меньше, чем нисколько. Так что у тебя на уме?

— Ничего, сэр. Если откровенно, я здесь случайно. Мистера Волфлоу очаровала девушка, с которой я путешествую, и меня пригласили сюда за компанию. Не могли бы вы убрать пистолет? Я никакой угрозы не представляю. Это правда.

Он уставился на меня. От такого взгляда у полярного медведя растаяли бы яйца.