Необыкновенное путешествие в безумие и обратно (Операторы и вещи) - Барбара О'Брайен

— Ну, и как же Гадли собирался завершить эксперимент? — поинтересовался Мудрец.

— Он не успел проработать детали, — ответил Ники. — Предполагалось, что когда сознание будет полностью перестроено в должном направлении, Вещь будет помещена в соответствующее медицинское учреждение, откуда ей пришлось бы выбираться самостоятельно. Ее рассказ обо всем, что она знает, мог вызвать самые разнообразные последствия. Бред душевнобольного человека, зафиксированный прежде чем университет выступит с публикациями на эту тему, подорвет доверие к этим «открытиям». Правда, были некоторые опасения. В общении с психиатрами эта Вещь могла и не разговориться, понимая, что все ее слова будут приняты за бред сумасшедшей.

Когда все ушли, я задумалась над планом Гадли и над тем, продолжит ли его Громила. Из раздумий меня вывел шелестящий голосок Бабули:

— Послушай, детка. Одно дело рассказать все это в психбольнице, и совсем другое — посоветоваться с частным психиатром, к которому ты придешь на прием и которому заплатишь. Пойми наконец, что твое молчание — золото для Громилы. Эксперимент прекратят, как только ты заговоришь. Полистай телефонный справочник, найди доктора, договорись о приеме и отправляйся к нему.

Полистав страницы, где указывались адреса, я наугад выбрала имя.

— Вот еще что. Быстренько где-нибудь запиши следующее: "Если я потеряю память, следует запомнить одно: никогда, ни при каких обстоятельствах я не вернусь в фирму, где я работала".

— А почему я должна потерять память? — спросила я.

— Это один из немногих способов оставить тебя в живых. Даже если Лесорубам удастся отстоять тебя на слушании, боюсь, что судья вынесет приговор об амнезии.

Когда Бабуля оставила меня, я подумала, почему она так отговаривает меня от возвращения на прежнюю работу. Причина, наверное, в Берте. Они его никогда не любили. Все это не обещало мне ничего хорошего. Хотя у меня и появились некоторые надежды вырваться из клетки, знакомый мне мир был уже разрушен в силу неподвластных мне обстоятельств. Если мне суждено вернуться в мир Вещей, придется строить свою жизнь заново.

Как-то днем ко мне заскочил Ники, чтобы сообщить, что ко мне прикрепили на постоянную работу Простака.

— Я его попросил особо позаботиться о твоем быте. Ты что-то становишься беспамятной. Сегодня утром забыла почистить зубы, а на ночь забыла накрутить бигуди. Следи за собой. А то будешь ходить распустехой.

Пришлось с огорчением признаться, что Ники прав. Я и вправду стала подзабывать даже об элементарной личной гигиене. В голову пришла страшная мысль.

— Именно так, — вздохнул Ники. — Тебя уже частично оболванили. На этом настоял Громила, а Паук как-то ночью выполнил его приказ, когда ты спала. Ты уже утратила кое-что из своих навыков. Да ты не расстраивайся. Как только вырастет новая решетка, появятся новые навыки. А Простак позаботится, чтобы выросло все что надо.

Оболванили. Меня словно громом ударило. А вдруг Паук перестарается и превратит меня в законченного болвана? Большими буквами я записала на бумажке номер телефона доктора и прикрепила на стенку у аппарата. Если память все больше станет отказывать мне, пойду к доктору и обо всем ему расскажу.

Простаку было не больше девятнадцати. Умом он не блистал, зато нрава был доброго и кроткого. В первый же день своей работы он уговорил меня выйти на прогулку и повел в направлении кинотеатра.

— Давай отвлечемся, — предложил он.

Не доходя до театра, Простак попросил подождать его.

— Мне надо вернуться обратно, навестить кое-кого, в двух кварталах отсюда. А ты иди до угла, зайдешь там в кафетерий и выпьешь содовой.

В кафетерии я заказала солодовый напиток.

— Что ты делаешь? — раздался незнакомый голос у меня в голове.

— Пью солодовый напиток, — подумала я.

— Кто это сказал? — переспросил голос.

— Эта Вещь сказала, — ответил второй голос. — А если тебя интересует, что делаю я, то я смотрю на ее решетку. Не решетка, а черт знает что, в первый раз такое вижу. Догадываешься, кто это? Эта Самая, что принадлежит Громиле.

— Дай взглянуть, — произнес первый голос.

— Ни доски, ни перекрытия, ни крышки, — изумился второй голос. — На одной петле держится.

— Похоже, череп у нее почти все время открыт, — заметил первый. — Смотри-ка, когда ее спрашиваешь, она разговаривает.

— А ну, пошли отсюда ко всем чертям, — прогремел голос Простака.

— Ба, да это Простак, — воскликнул первый. — Сейчас мы его заблокируем и как следует разглядим эту Вещицу.

— Черт! — раздался негодующий голос Простака и исчез.

Не зная, то ли мне бежать к дому, то ли остаться на месте, после некоторого колебания я выбрала последнее, надеясь побольше разузнать о Громиле, о котором Западные Парни в основном помалкивали.

— Ой, меня пришибли, — неожиданно застонал первый. — Выдыхаюсь. Сам пришибить не могу, у меня заряд кончился.

— Зато я могу, — откликнулся второй. — Я совсем недавно зарядился на полную катушку. А ну, тронь меня, узнаешь почем фунт пороху.

Прошло несколько мгновений, и у меня в ушах раздались его отчаянные вопли.

— Наконец-то отделались, — произнес Простак. — Мать честная! Об Этой Самой уже столько народу знает, что с ней по городу спокойно не пройдешь. Обязательно кто-нибудь привяжется.

— Кому еще башку пришибить? Желающие есть? — раздался чей-то пронзительный голос.

— Это мой дружок Фриско, — усмехнулся Простак. — Это я к нему забегал. Он один из лучших пришибал в городе, а у самого черепок такой крепкий, что и целой ораве Операторов с ним не справиться.

— Эти два хмыря из банды Конроя, — произнес Фриско. — Могут вернуться с подмогой. А куда ты с этой Вещью направляешься?

— Мы привыкли называть ее Эта Самая, — поправил Простак. — Увалень считает, что так покрасивее звучит, не хочет ее обижать. Он велел мне сводить ее в кино, вот мы туда и идем. Только боюсь, эти битые горшки вернутся и мне не сдобровать.

— Я иду с вами, — благородно предложил Фриско. — Все равно делать нечего.

В кино меня ожидал приятный сюрприз: показывали диснеевскую "Исчезающую прерию".

— Ладно, вы любуйтесь на зверюшек, а я буду держать ухо востро, — произнес Фриско.

Не успели промелькнуть первые кадры, как возвратились исполненные жаждой мщения Операторы Конроя. Первым свидетельством их успеха был отчаянный крик Простака:

— Они меня достали. Выхожу из строя. Послушай, Эта Самая… Его голос внезапно оборвался.

— Эта Самая, оставайся на месте, — крикнул Фриско. — Сейчас я разнесу этих типов по кочкам.

В ушах у меня поднялся невообразимый гвалт. Я окаменела в своем кресле и ждала, что будет дальше. Пронзительный голос Фриско перекрывал весь этот бедлам. Я решила, что, пока я его слышу, дела обстоят не так уж плохо. Голоса стали понемногу стихать. Вскоре только один орущий голос Фриско звучал у меня в ушах, да и тот начал постепенно успокаиваться.