Небеса рассудили иначе - Татьяна Полякова

– Когда вы узнали, что она встречается с Туровым?

– Она привела его в дом в день рождения Геннадия Сергеевича. Естественно, муж хотел знать, кто избранник его дочери. Очень доброжелательно стал расспрашивать о семье, о том, чем молодой человек занимается… и… господи, удивляюсь, как обошлось без сердечного приступа. Привести в дом чадовского отпрыска. Бедная девочка не знала, что творит.

– А когда узнала, сразу порвала с Туровым?

– Ничего подобного. Ах, эта молодежь… Софья вообразила себя эдакой Джульеттой, даже бравировала неприличной связью… И вот итог. Меня он не удивил. Вся эта семейка просто скопище монстров… Туров настраивал ее против отца. А еще появились анонимные письма. Я уверена: их писал он. Кто еще?

– Можно об этом поподробнее? – пискнула я.

Раиса Петровна взглянула с сомнением и нахмурилась, видимо решив, что сказала лишнее.

– Подробнее? Мерзкие письма, что о них говорить?

– Туров угрожал вашему мужу? Вы сообщили о письмах в полицию?

– Нет. Муж был против. Он говорил: не стоит обращать внимание на какие-то анонимки. Он даже от меня их скрывал. Я обнаружила этот отвратительный пасквиль случайно. Личную переписку Геннадия Сергеевича я обычно не просматриваю, но конверт выглядел странно, без обратного адреса. До этого я уже несколько раз встречала такие же конверты и решила взглянуть. А там… – она нервно поджала губы, а я спросила:

– Что же все-таки было в письме?

– Гнусные оскорбления. Муж запретил мне упоминать о письмах, но я видела, как он расстроен. Давление подскочило до 180.

– И вы думаете, что письма писал Туров?

– А кто еще? Он начал встречаться с Софьей, и сразу же стали приходить письма.

Лично я прямой связи не видела, но возражать не стала.

– Значит, Софья в конфликте приняла сторону Турова?

– У нее всегда были обиды на отца из-за того, что он развелся с ее матерью. Это не мешало тянуть с отца деньги. Она совсем еще ребенок и не понимала, что является орудием чужой мести. Туров просто ее использовал, нанося удар за ударом. А когда она наконец поняла… он расправился с ней.

– Вы знакомы с кем-то из ее подруг?

– Нет. Геннадий Сергеевич не любит, когда в доме посторонние.

– А мысли, что Софья сбежала от надоевшего ей возлюбленного, вы не допускаете?

– Сбежала, ничего не сообщив отцу? Зная, как это скажется на его здоровье? Если так… если так, она просто сумасшедшая. Нет, я не верю. Конечно, в ней было много упрямства, но… не спятила же она, в конце концов? А потом… там же нашли ее кровь, это совершенно точно ее кровь.

– А если это не более чем инсценировка? – Я тут же пожалела о своих словах, но было поздно. Раиса Петровна нахмурилась, сверля меня взглядом.

– Инсценировка? И кому же она предназначалась?

Отвечать мне не пришлось, мы услышали шаги за дверью, Раиса Петровна вскочила, суетливо огляделась, точно проверяя, все ли на месте, и с неудовольствием взглянула на меня. Дверь между тем распахнулась, и в кухне появился мужчина в вельветовых штанах и светлой рубашке. Благородная седина, тонкий, так и хотелось сказать, аристократический нос, большой рот. И очень светлые глаза. Внимательные, как и положено живому классику. Я, не зная точно, сколько ему лет, щедро отсыпала шестьдесят пять, хотя он должен быть моложе. Супруга старше его, но разница в возрасте между ними не ощущалась.

– Геннадий Сергеевич, – торопливо заговорила Раиса Петровна. – Это Ефимия, дочка Завьяловых…

Я вскочила со стула и полезла в сумку, где у меня лежала книжка Смолина. Сумку я уронила, симулируя волнение. Наверное, переигрывала, но вышло в самый раз. Когда я, протягивая книжку, пробормотала, заикаясь:

– Извините, ради бога, не могли бы вы подписать… – Классик благосклонно кивнул и даже улыбнулся.

– Ефимия? Красивое имя. Мне всегда везло на женщин с редкими именами. – Тут взгляд его упал на обложку, и Смолин спросил: – Еще что-нибудь из моего вы читали?

– Все. Я читала все… и… я так счастлива с вами познакомиться…

Классик вновь улыбнулся и предложил последовать за ним, Раиса Петровна внезапно нахмурилась, переводя взгляд с его физиономии на мою, и отправилась с нами.

Кабинет окнами выходил в яблоневый сад, должно быть, в теплое время года вид из окна неплохой, сейчас же все выглядело довольно уныло. Не только деревья за окном, сам кабинет навевал тоску. Книжные полки вдоль стен, пишущая машинка, которой точно не пользовались, ненужный чернильный прибор на столе – все атрибуты писательской профессии выглядели музейными экспонатами. Над столом и на столе фотографии Смолина с известными лицами, и ни одной с женой или детьми.

Геннадий Сергеевич открыл тумбочку, стоявшую неподалеку от двери, достал книгу, поставил автограф и протянул мне.

– Лучшее, что я написал.

Я взглянула на обложку. Это был недавно вышедший роман, я успела просмотреть его утром и, честно говоря, не впечатлилась, но гению виднее. Прижав книжку к груди, я рассыпалась в благодарностях.

– Спасибо огромное, – должно быть в пятый раз повторила я, пятясь из комнаты. – Извините, что помешала…

Смолин кивнул на прощание, но как-то чувствовалось, что был бы совсем не против, задержись я еще немного, помешав творческому процессу. Против была Раиса Петровна, стоявшая на переднем рубеже и оборонявшая классика от настырных поклонниц.

Закрыв дверь, она вздохнула с облегчением и посмотрела на меня, толком не зная, что со мной делать дальше.

– Я вам так благодарна, – на всякий случай завела я прежнюю песню.

– Ну что вы, дорогая… Извините, мне надо отвечать на письма…

– Да-да, – закивала я. – Уже ухожу.

Все это время о чем-то размышляя, она проводила меня до входной двери и, уже открыв ее, вдруг сказала:

– А что, если она действительно сбежала? Молодежь иногда ведет себя абсолютно иррационально.

– Моя мама того же мнения, – с готовностью кивнула я.

– Если… если вы что-то узнаете, немедленно сообщите мне, – перешла она на шепот и продиктовала номер своего мобильного.

В город я возвращалась, обогащенная историей вражды двух семейств длиной в целый век, подарком от классика и полной неразберихой в мыслях. Говоря попросту, в работе ни на шаг не продвинулась. Вместе с тем обозначились кое-какие нестыковки. По мнению Раисы Петровны, Туров, пылая местью, втерся в доверие к Софье, а по словам подружки, Софья сама просила познакомить ее с Туровым. Допустим, она его где-то увидела, парень ей понравился и она захотела с ним познакомиться. А Туров, узнав, кто перед ним, решил примерить плащ Зорро? Довольно странно, ведь у Дениса нет повода считать Смолина роковым злодеем. Девушку с гением делил дядя Турова, которого сам Денис даже не знал, раз тот исчез лет тридцать назад. Кстати, надо бы выяснить, что там за история. И уж совсем непонятно, зачем Турову писать анонимные письма? Я еще понимаю, отправляй он их по электронной почте. Старый дедовский способ с парнем, который на «ты» с компьютером, как-то не вяжется. И что там было, в этих письмах? Хоть бы одним глазком взглянуть. Вдруг угрозы расправиться с дочерью? Вряд ли. Смолин после исчезновения Софьи сообщил бы о них в полицию. Отношения у отца с дочерью, судя по всему, не были особенно доверительными. Софья пригласила Турова на отцовский день рождения – не знала, кто он такой? Или как раз знала и намеревалась досадить папаше, потому и не предупредила Турова, что о его семействе лучше помалкивать. Раиса хоть и назвала падчерицу «прелестной», особой любви к ней явно не питает. Классик занят самим собой, и девчонка наверняка чувствовала себя в этом доме лишней, вот и возникло желание досадить родственникам, заявившись сюда с семейным врагом. Надо поговорить с Туровым. Однако все это и на шаг не приблизило к отгадке: что случилось с Софьей и где она сейчас?