От марксизма к постмарксизму? - Йоран Терборн

Посткоммунистическая политика в России была очень манипулятивной. Она никогда не допускала какой-либо действительной демократизации, так как постоянно проводилась небольшой группой в Кремле, которая жила, опираясь на западных консультантов и западную финансовую помощь в годы правления Ельцина, а при Путине – на старый аппарат госбезопасности, и благоденствовала на высоких ценах на нефть, газ и металлы. При Путине Россия восстановилась как национальное государство и стала способной преследовать собственные национальные интересы, которые одновременно и не антагонистичны и не совпадают с американскими. Их соотнесенность с интересами левых тоже весьма условна. Но Россия после Ельцина действовала как тормоз, пусть медленный и абсолютно неэффективный, для американской воинственности. Национализм превзошел всякую социальную повестку. Русский национализм был картой, разыгранной Ельциным и его управленцами против Горбачева, при котором реформированный Советский Союз мог продолжить существование, за исключением теперь уже невозможной реинтеграции частей царистской империи – Прибалтики, Закавказья, Западной Украины. Когда Ельцин оказался представителем Запада, коммунистическая оппозиция стала по большей части националистической, оставшись такой до сегодняшнего дня, и никогда не породившей каких-либо серьезных социал-демократических устремлений, даже отдаленно напоминающих совершенно скромные восточно-европейские движения. Благодаря антитеррористической и национально ориентированной политике Путин обыграл более социально ориентированных конкурентов. При помощи нефтяных и газовых доходов Путин оказался более искусным и стал более популярным, чем того ожидало большинство. Благодаря ему Россия вернулась в качестве независимого геополитического игрока, добавляя значительную долю плюрализма в большую политику.

Африка

Африка была втянута в холодную войну после убийства Патриса Лумумбы, первого избранного премьер-министра Конго, который воспринимался как «антизападник». Как оказалось, война стала «горячей», когда Южная Африка вторглась в Анголу, чтобы предотвратить приход к власти «марксистского» правительства, и поддерживалась доставленными по воздуху кубинскими войсками. Американцы сохранили контроль над Конго, но Советский Союз уделял этому большое внимание, что привело к созданию наспех слепленных, но все же «коренных» «марксистско-ленинских» режимов в нескольких странах от Эфиопии до Бенина и Мозамбика: все они были свергнуты или исчезли в 1990‐е годы. Китайцы, которые вели свою игру в последние десятилетия холодной войны, снова в деле с огромными аппетитами на африканское сырье. Оставят ли после себя их великодушные проекты – к примеру, перестройка уничтоженной транспортной инфраструктуры Конго – более устойчивые следы развития, чем предыдущие проекты Востока и Запада, покажет время.

С демократизацией Южной Африки, Нигерии и ряда небольших стран и началом кооперации между ними в Африке зарождаются определенная политическая стабильность и достоинство, в настоящий момент поддерживаемые повсеместным возвращением экономического роста. Благополучная, демократическая и относительно хорошо управляемая Южная Африка продвигает некоторое континентальное и прогрессивное лидерство, имеющее значение даже во франкоговорящих частях Африки. Но все положительное остается очень хрупким и неравномерным.

В центре Конго (Киншаса) остается черной дырой, пораженной насилием, разграблением и нищетой, на юге – неразрешенный кризис в Зимбабве. На западе – тлеющие исламо-христианские и этнические конфликты в Нигерии и огромная коррумпированность вкупе с мошеннической экономикой, которые существуют под тонким слоем хаотичных выборов. На севере конфликты и внутренние войны в Судане привлекли американское и европейское внимание, потому что они сталкивают арабов-мусульман и темнокожих христиан. Что выглядит наиболее зловеще, так это то, что север Африки – юг Сахары, так же как и север и северо-восток Сомали, втягиваются в новую американскую мировую войну. АФРИКОМ (Африканское командование вооруженных сил США), новая командная структура США, создается в Африке, и в вихре взаимных поощрений африканские мусульмане все больше склоняются в сторону воинствующего исламизма.

Вне Южной Африки, Сенегала и Марокко едва ли можно обнаружить явно левые политические силы, которые имели бы какое-то значение для Африки. Наиболее важный контингент, Южно-Африканская коммунистическая партия – единственная настоящая коммунистическая партия южнее Сахары – представляет собой сборище профсоюзных деятелей, функционеров и интеллектуалов, крайне зависимых от своих возможностей оседлать волны популистского национализма Африканского национального конгресса (АНК). Интеллектуальные центры южнее Сахары – Университет Ганы в Легоне, Ибаданский университет в Нигерии, Университет Макерере в Уганде; знаменитые марксистские центры в «области исследования развития» в Дар-эс-Саламе и (на короткое время после освобождения) Мапуто были практически уничтожены кризисами конца 1970‐х – начала 1980‐х годов. Легон и Макерере теперь возвращаются к интеллектуальной жизни, а Дакар всегда оставался важным форпостом исследований и рефлексии в значительной степени благодаря настойчивым усилиям и приверженности идеям Самира Амина. Южная Африка после апартеида из-за ее ресурсов и из-за трещин ее расистского правления предлагает мало значимых образцов интеллектуальных кругов или прогрессизма. Университет Форт-Хэйр обучал темнокожих, включая радикалов; некоторые англоязычные университеты, прежде всего Витватерсрандский университет в Йоханнесбурге, были гаванью для яркого и активного белого радикализма. Демократия, тем не менее, втянула в политику большую часть его блестящих интеллектуалов, в особенности темнокожих и цветных.

Западная Азия

Западная Азия – это небольшая часть мира. Но в пропорциональном отношении к своей территории и населению она имеет гигантское значение из-за нескольких факторов, а именно: нефти, Израиля и Мекки. Из‐за американской зависимости от нефти, поступающей из Западной Азии, контроль над регионом становится жизненно необходимой задачей для США. Нефтяные доходы сделали возможным выживание в XXI веке архаичных династических режимов, скорее напоминающих тюдоровскую Англию, чем георгианскую, против которой взбунтовалась молодая Америка. Если Саддам Хусейн и шейх Кувейта обогатились бы в результате экспорта риса, а не нефти, маловероятно, что суверенитет последнего или вооружения первого что-то значили бы для Бушей.

Израиль – последнее из европейских поселенческих государств107, зародившихся в современности в результате завоевания и перезаселения Америк, но оно также может быть описано как произошедшее от государств крестоносцев XII–XIII веков. Его истоки в значительной степени лежат в социалистическом сионизме, характеризуемом сильным универсалистским идеализмом. Но этот идеализм не смог бы выжить в геополитической реальности: Палестина не была «землей без людей для людей без земли». Палестина была населена, и сионистский проект не мог стать ничем, кроме оккупации и этнических чисток, выживая во враждебном контексте только посредством вооруженной силы и получаемых извне ресурсов: иммигрантов, денег и оружия.