Эскорт - Наталья Андреева

Разговор с Олегом Новлянским Сергей Павлович поручил Сереже. Ученик молод, настойчив и горяч. В голове — романтические бредни. Пусть потреплет красавца. А потом сам майор вытрясет из хореографа то, что останется «за кадром». Волнистый расположился в кабинете Раскатовой и битых полтора часа пытался прошибить стену лбом. Собеседники долго ходили по замкнутому кругу и в конце концов выучили наизусть и вопросы, и ответы.

— Кто такая Наталья Белова? — спросил Волнистый для начала.

— Победительница регионального конкурса красоты, — услышал он в ответ. — Должна была участвовать во всероссийском конкурсе.

— Она работала у вас?

— Видите ли… — Раскатова тяжело вздохнула. — Я относилась к Нэтти как к родной дочери. Она у Меня жила.

— Послушайте, какая еще Нэтти? Почему Нэтти?

— Привыкайте, господин майор. Все именно так Называли покойную. Не Наталья, не Наташенька. Нэтти. Упокой Господь ее душу!

Железная леди с чувством перекрестилась. Сергей Павлович никак не мог отделаться от мысли, что в ее голосе мелькнуло скрытое торжество, когда Раскатова проговорила «покойная».

— Значит, она жила у вас. Воспитанница, значит?

— Именно. Если без формализма. Ну сами посудите, где бедной девочке жить? Приехала из провинции, денег ни копейки, родственников в Москве нет. Хотела устроиться секретаршей, а тут такая удача. Бедная девочка! Кто бы мог подумать, что она так плохо кончит?

Сергей Павлович опять почувствовал фальшь. Он уже понимал, что такие женщины, как Евгения Львовна, не способны на теплые чувства, но чтобы вызвать их откровенную ненависть, тоже надо сделать что‑то особенное.

— Вы ее недолюбливали?

— Я? — удивилась Раскатова. — Да я ей была как мать родная!

— Кстати о матери. У вас есть паспорт Натальи Беловой?

— Разумеется. Он у меня здесь, в кабинете. Вы позволите?

Раскатова развернулась к сейфу, стоящему за спиной. Глядя на ее затылок, Волнистый продолжил:

— Вы знаете, где живут ее родители?

— Разумеется.

— Но никогда их не видели?

— Разумеется.

— Я что‑то понять не могу. У вас были на Наталью какие‑то права? Вы держали ее взаперти? Ее и ее паспорт?

— Я хотела ей добра.

Она заняла круговую оборону. «Мать родная», «желала добра». У Сергея Павловича были дети. Двое. Он никогда не говорил, что желает им добра, но когда упоминал в разговоре о дочери или о сыне, интонации его тут же менялись. Раскатова отбивала «мать родная» как барабанную дробь. Получив паспорт девушки, Сергей Павлович спросил в упор:

— Вы ведь рады, что ее больше нет? Так?

— Не смешите. — Раскатова выпрямила спину. Заговорила так, словно делала отчет для налоговой инспекции: — Мне не было в ее смерти никакой выгоды. Абсолютно никакой. Затрачена уйма денег и сил, чтобы сделать из девушки то, чем она стала. Если бы вы видели другие фотографии Наташи, до того, как с ней поработали стилист и хореограф, вы бы крайне удивились. Крайне. Ничего особенного. Обычная девушка, далеко не красавица. Я сделала из нее настоящую королеву. У меня есть обязательства перед людьми, заинтересованными в проекте. Кто теперь будет вместо Нэтти участвовать в конкурсе? Я понесла огромные убытки.

— Вы же сказали, что были ей как мать. Разве об убытках надо сожалеть, если убит человек, который был вам так дорог?

— Ах да, конечно, — спохватилась Раскатова. — Безусловно, я скорблю. Бедная Нэтти!

«Стоп‑стоп‑стоп, — мысленно сказал Волнистый. — Эту песню мы уже слышали. Хотелось бы — чего‑то новенького».

— Где вы были вчера около семи часов вечера? — строго спросил он. — По предварительным данным экспертизы ее убили с семи до восьми.

Вот тут она слегка дрогнула. После легкой заминки ответила:

— Дома, разумеется. Отдыхала.

— Кто это может подтвердить?

— Горничная Дашенька. То есть девушка, которая помогает мне по хозяйству.

— За определенную плату, разумеется?

— Конечно.

— Ладно, проверим. В каких отношениях были с Нэтти, — он слегка поморщился, но правила есть правила, — ваши сотрудники? Эти двое что — и есть ее стилист и хореограф?

— Да. Ричард Носков и Олег Новлянский. С первым у Нэтти, кажется, была любовь, а со вторым — ровные дружеские отношения.

— Ни один из них, надо полагать, не мог желать ей смерти?

— Надо полагать, — откровенно усмехнулась Раскатова.

Далее по кругу. Волнистый понял: нужны факты. С голыми руками на Раскатову переть, что на медведя: порвет. Как она еще не принялась названивать своему адвокату? Потому что у него ничего нет. Сейчас Евгения Львовна и сама справится. Разумеется. Ведь все было здорово, просто отлично. Ровные дружеские отношения со всеми. Илья‑громовержец молнией убил понравившуюся девушку и забрал ее к себе на небо, лишив Евгению Львовну верного заработка.

— Какая у вас машина? — спросил Волнистый.

— «Рено». А что?

— Цвет, номер?

— Зеленый металлик. А номер… Что я, помню такую мелочь?

«Очень по‑женски, — подумал майор. — Но на нее не похоже. Она не женщина. Тянет время. Али‑е би ей нужно, вот что. А алиби она еще не приду‑:. мала».

— Машина под окном стоит?

— Разумеется.

— Ладно, проверим. Номер выясним. И с горничной вашей поговорим. На сегодня все. Прочитайте протокол, напишите: «С моих слов записано верно». И распишитесь.

— Я свободна?

— Можете идти.

— Это вообще‑то мой кабинет.

Сергей Павлович спохватился. Действительно: ее кабинет. Указали, значит, на место. Ладно, еще не вечер. Он вежливо попрощался, вышел из кабинета и отправился искать Олега Новлянского, беседующего с лейтенантом Попугайчиком.

Сергей Павлович оказался прав: они беседовали, как братья по разуму. Лейтенант делал вид, что он очень умный и проницательный, и задавал соответствующие вопросы. Новлянский тоже пыжился изо всех сил, доказывая, что и он не дурак. Оба очень старались.

— Как вы думаете, были у Нэтти враги? — услышал майор с порога. Сережа Попугайчик, в отличие от него самого, выговаривал имя «Нэтти» с особым удовольствием. Это имя тоже было из другого мира. И юный лейтенант ощущал, как, произнося его, становится к той жизни причастным.

— Ну, не враги, я бы так не сказал… — глядя в потолок, рассуждал Новлянский, который сидел вальяжно, закинул ногу на ногу. — Женская зависть.

— Какая‑нибудь из ее конкуренток нашла наемного убийцу? — Глаза лейтенанта загорелись.