Рюрик Скьёльдунг - Олег Львович Губарев

говоря об образованных и высококультурных византийских книжниках и летописцах, историк отмечает, что ни Константин, ни кто-либо другой в его время «никогда не стремился к простому и ясному стилю» (Шевченко 1993: 24).

Сильнее других, по-моему, возразил А. А. Шахматову исследователь древнерусских летописей И. П. Еремин:

«Решительному пересмотру подлежит, по моему мнению, и самый образ летописца, утвердившийся в нашей науке (Нестора, Сильвестра или кого-то третьего — в данном случае это для нас безразлично), — многоопытного литератора-чиновника "политической канцелярии" князя, его официозного апологета и послушного исполнителя его поручений по части идеологической "обработки" общественного мнения.

Образ этот у А. А. Шахматова он уже отчетливо намечен — был окончательно дорисован последователями А. А. Шахматова» (Еремин 1947: 36).

Есть и другие соображения о беспристрастности древнего летописца. Так, Зыков отмечает, что, например, известия Амартола, касающиеся русско-византийских отношений, переносятся в ПВЛ почти дословно. При этом летописец добросовестно цитирует источник, хотя его соотечественники изображаются там в самом неприглядном виде (Зыков 1969: 49).

Е. В. Пчелов отмечает, что летописец легко мог бы выстроить понятную и непротиворечивую династическую линию, сделав Олега сыном Рюрика, а Игоря — сыном Олега (Пчелов 2018), что устраняло бы многие вопросы к хронологии. Скандинавские историки прибегали к подобным выстраиваниям стройных династических линий на основе героических преданий и эпоса (Aggesen 1992: 48–74). Однако древнерусский летописец предпочел сохранить древнюю традицию, пусть в некоторых местах неясную и противоречивую, а иногда и непонятную ему самому. Подобный подход характерен для устных сказителей былин и был отмечен акад. А. Ф. Гильфердингом. На вопрос исследователя о непонятном месте в былине, которое сам рассказчик объяснить не мог, сказитель отвечал: «Так сказывают!» (Гильфердинг 1894: 27–29).

И. Н. Данилевский, используя метод от обратного, отмечал непоследовательность современных историков, признающих, с одной стороны, вслед за А. А. Шахматовым и М. Д. Приселковым ПВЛ в качестве плода литературной работы летописца, исполняющего политический заказ князей. Из чего вроде бы должен следовать логический вывод о недостоверности нашей древнейшей летописи и невозможности ее использовать как исторический источник. Однако те же историки продолжают использовать сообщения ПВЛ как достоверный исторический источник (Данилевский 2004: 34–35; Губарев 2019а: 34).

Шахматов пытался искать вставки и редактирование там, где в летописи встречались противоречия, повторы, неясности. При этом он анализировал летопись с точки зрения рационального современного человека.

Но на разницу в психологии средневекового и современного человека указывали многие ученые, например М. И. Стеблин-Каменский, А. Я. Гуревич и И. Н. Данилевский. М. И. Стеблин-Каменский говорил о двух возможных подходах к средневековой литературе. В первом случае психология средневекового человека представляется исследователю тождественной психологии современного человека (допущение А. А. Шахматова, используемое им для выделения вставок в летопись).

Во втором случае принятие гипотезы нетождества современного и средневекового человека делает необходимым исследование этого отличия. Но отличие это может быть реконструировано только из косвенных источников (данных языка и т. п.) (Стеблин-Каменский 1984: 6–7). Также подчеркивает различие в мышлении современного человека и человека прошлых эпох И. Н. Данилевский (Данилевский 1995: 8–9; 2017; 10–11), а это ставит под сомнение сам метод А. А. Шахматова выделения в составе летописи вставок и редактирования.

Эта позиция А. А. Шахматова и М. Д. Приселкова подвергалась и продолжает подвергаться серьезной критике. В настоящее время некоторые историки более критично относятся к схеме древнерусского летописания, разработанной А. А. Шахматовым:

«Эти предположения расшатали шахматовскую схему. В самом деле, если мы признаем, что новгородский сводчик мог свободно обращаться с исходными текстами, гипотеза НСв теряет свое оправдание… Надо сказать, этот вопрос может показаться в какой-то степени крамольным. Ученые настолько привыкли к предположению об НСв, что порой в поисках доказательств незаметно для себя создают логический круг» (Вилкул 2003: 5).

В результате сложились две точки зрения на структуру ПВЛ:

1) как на повествование со многими вставками разнородного характера, принадлежавшими различным летописцам, и с предшествовавшими редакциями и сводами, подвергавшимися тенденциозному редактированию (А. А. Шахматов, М. Д. Приселков; А. А. Гиппиус);

2) как единое, целостное повествование, пусть и подвергавшееся многочисленным редакторским правкам в процессе переписывания летописи (С. А. Бугославский, Б. Д. Греков, В. В. Мавродин, И. П. Еремин, А. А. Шайкин, D. Ostrowsky). Как считает Т. В. Вилкул, представители «шахматовской» концепции, возможно, столкнутся с «необходимостью предпринимать очередную реформацию концепции Шахматова, приспосабливая ее к новым условиям» (Вилкул 2012: 77).

Итак, вопрос о гипотетическом Начальном своде, как более раннем своде согласно гипотезе А. А. Шахматова, предшествующем ПВЛ и отраженном в НПЛ мл, стал предметом серьезных споров. Что ставит под сомнение версию об отсутствии в начальном летописании Сказания о призвании.

Поэтому я считаю возможным использовать сообщения ПВЛ в том виде, как они приведены в летописи, естественно, с критическим их анализом, и сопоставить их с ситуацией в Дании IX в.

4.2. Гипотезы о летописных сводах и исторический процесс (А. А. Шахматов, А. А. Амальрик и К. Цукерман)

До последнего времени текстологические исследования древнерусских летописей и попытки восстановления исторического процесса образования древнерусского государства шли отдельно.

Два историка, А. Амальрик (Амальрик 2018) и К. Цукерман (Цукерман 2007), правда в разное время, пытались пересмотреть исторический процесс возникновения Киевской Руси, основываясь на текстологических исследованиях и методе А. А. Шахматова, используя сообщения НПЛ-мл как более древний и более достоверный источник, чем ПВЛ.

Основное научное значение работы Амальрика в том, что он попытался задолго до К. Цукермана осуществить «перестройку древнейшей русской истории», основываясь на гипотетических Древнейшем и Начальном сводах А. А. Шахматова. К сожалению, его работа оставалась неизвестной большинству историков и поэтому не вызвала дискуссии. Что, естественно, нисколько не умаляет заслуги К. Цукермана в исследованиях по «варяжскому вопросу».

До этого работа текстологов и филологов шла отдельно от работы историков. Амальрик же, опираясь на текстологические гипотезы А. А. Шахматова, в 1960 г. постарался реконструировать исторический процесс «по Шахматову». И, как и у К. Цукермана, повторившего эту попытку в 2007 г, результат противоречил общепринятому взгляду историков на ход исторического процесса. Гипотеза Цукермана, которая должна была привести к «перестройке древнейшей русской истории», пока так и не получила признания историков (Петрухин 2008: 36–38). Хотя, как считает Мурашева, поздняя (не ранее X в.) дата появления Гнездова может быть воспринята в пользу гипотезы Цукермана (Мурашева 2012: 397).

До работы Амальрика гипотеза Шахматова о Начальном своде опиралась только на текстологические доказательства. Фактически, если Шахматов прав, и Начальный свод, отразившийся в Новгородской первой летописи младшего извода, древнее чем ПВЛ, то и восстанавливаемая по нему схема исторического процесса должна быть ближе к реальности. Поскольку