Амальгама - Владимир Торин

Пока рыцари позванивали шпорами, переминались с ноги на ногу, поправляли богатые перевязи и с нетерпением ожидали увлекательного представления, кельнский архиепископ встревоженно оглядывался по сторонам и инстинктивно ждал какой-то неприятности. В шатер вошел слуга, приблизился к императору и что-то зашептал ему на ухо. Фридрих на это спросил:

– Бежать пробовал? – и после того, как слуга отрицательно покачал головой, отдал приказание: – Давай зови.

Слуга поспешно удалился.

Через несколько минут в шатер ввели Энрико Дандоло. В этот раз его слуги стояли очень близко от Дандоло, справа и слева, и как будто даже придерживали венецианского посла. Тот, не мигая, смотрел перед собой и был гораздо бледнее, чем вчера.

– Ну, здравствуй, венецианский посол. – Барбаросса усмехнулся. – Что-то ты бледен сегодня. Ни в чем не хочешь мне признаться?

– О великий император! – Дандоло говорил все тем же низким убедительным грудным голосом. – Сегодня я пришел для того, чтобы подтвердить свои вчерашние слова. Тебе совершенно не стоит опасаться зеркала. Для того чтобы развеять сомнения, я готов первый посмотреть в него и смотреть в него настолько долго, сколько будет угодно вашему величеству.

– Ну и отлично! – Барбароссе не терпелось поскорее начать зрелище. – Эй, вы! – крикнул он слугам Энрико Дандоло. – Открывайте зеркало, черт бы вас всех побрал! Сейчас ваш хозяин будет туда смотреться!

От цепкого взгляда Барбароссы не укрылся тот факт, что слуги, сдергивая покрывало, смотрели в сторону, явно опасаясь глянуть в зеркало, но, конечно, стараясь это не демонстрировать. «Надо будет этих хитрецов тоже обязательно перед зеркалом поставить, – подумал Барбаросса. – А то больно резвые!»

Когда тяжелая дорогая ткань упала на пол шатра, Энрико Дандоло сделал решительный шаг вперед и оказался прямо перед большим, величиной в человеческий рост, зеркалом. Оно было обрамлено искусной деревянной резной оправой и держалось на тяжелой подставке. Рыцари, как бы ни было велико их сомнение в том, что зеркало обладает какой-то силой, тем не менее тихонечко отодвинулись в сторону и сейчас в зеркале отражался только один человек – Дандоло. Воцарилось долгое молчание. Византийский посланник, без всякого сомнения, смотрел прямо в зеркало.

Барбаросса медленно подошел к нему и выглянул из-за плеча венецианца. Ничего особенного действительно не происходило. Фридрих видел перед собой в зеркале открытое красивое лицо Энрико Дандоло, а за ним – себя, огромного, рыжебородого и взлохмаченного. Вообще, странная нелюбовь к зеркалам сыграла с Фридрихом злую шутку. Он вдруг отчетливо увидел, как грязен и некрасив его шатер, как неряшливы и неопрятны его подданные. Все это становилось особенно очевидно, когда рядом находился Дандоло, красивый, величавый, весь какой-то светлый и чистый. Фридриху вдруг стало неудобно за свой ужасный внешний вид, и он смущенно потупился. Странно, как он мог еще недавно иметь какие-то дурные мысли против этого мужественного венецианского посла, да, собственно, и всей Венеции? Барбароссе вдруг захотелось чем-нибудь великодушно наградить Дандоло, но он вдруг с удивлением понял, что не может вообще ничего делать, пока ему не прикажет этот замечательный человек.

– Садись, император, на свой трон, – тихо проговорил Дандоло.

Вот только теперь Фридрих смог сделать несколько шагов на негнущихся ногах и послушно сел на краешек трона.

– Я думаю, теперь всем понятно, что зеркало абсолютно безопасно. – В голосе Дандоло вдруг зазвенели какие-то стальные нотки, которых раньше не было заметно. – Если же у кого-то из присутствующих здесь рыцарей остаются сомнения, они могут подойти и взглянуть в это прекрасное зеркало.

Многие собирались это сделать. Но уж очень странно стал вести себя их император. Он съежился на троне и, казалось, боялся пропустить хоть одно слово, которое произносил Дандоло.

– Я так и думал, – довольно быстро сказал Дандоло. – Мне кажется, все могут быть свободны.

– Да, все могут уходить! – громко объявил Барбаросса, и германские рыцари потянулись к выходу, тихо переговариваясь между собой, одни удивленные внезапной сменой настроения императора, другие – странным немигающим взглядом венецианского посла, устремленным в одну точку.

Последним выходил Райнальд фон Дассель. Еще раз окинув внимательным недобрым взглядом уверенную фигуру венецианца, он окончательно уверился в том, что дело тут нечисто. Он попытался встретиться взглядом с послом, чтобы наглец почувствовал, что не все им тут восхищены так же, как германский император, но Дандоло как-то странно смотрел все время перед собой и взглядом с решительным архиепископом не встречался.

Тогда фон Дассель вопросительно посмотрел на своего императора. Тот неуверенно улыбнулся подданому и одобрительно кивнул: иди, мол. Фон Дассель повернулся и вышел, решив обязательно поговорить завтра с Барбароссой о сегодняшнем странном эксперименте.

– Думаю, что твоя личная охрана, о великий император, сегодня тоже может быть свободна, – сказал посол, даже не глядя на дюжину огромных охранников, дежурящих за троном.

– Да, конечно. – Барбаросса окинул взглядом подобострастные пустые лица охранников, – Вы все можете быть свободны.

Стража невозмутимо вышла из шатра, не сказав ни слова.

Когда в шатре остались лишь император, Дандоло и двое его слуг, венецианец повел себя странно. Он развел руки в стороны, слуги послушно взяли его под руки и подвели к небольшой лавочке, на которую венецианский посол присел и наконец перевел дух.

– Ты поедешь в Венецию, там поклонишься папе, признаешь свои ошибки и больше никогда не будешь воевать ни с Римом, ни с Миланом, ни с Ватиканом, ни тем более с Венецией. – Теперь Дандоло говорил устало, как будто вдалбливая в голову нерадивого ученика плохо усвоенный урок.

На каждом слове Барбаросса утвердительно кивал, вполголоса повторяя все, услышанное от Дандоло.

– …ни тем более с Венецией, – шевелил губами император, с безграничной любовью смотря на венецианского посла. Подумать только, этот святой человек будет помогать ему, Барбароссе, принимать решения в самых сложных жизненных ситуациях, и у него, конечно, есть ответы на все, даже самые трудные, вопросы!

А Серджио, слуга благородного Энрико Дандоло, молодой крепкий парень лет двадцати, смотрел на своего хозяина с еще большим восхищением, чем Барбаросса, но восхищение это было совсем другого рода. Серджио был поражен отвагой Дандоло и его готовностью жертвовать собой ради решения важнейших государственных дел. Только Серджио знал: для того, чтобы сегодня все получилось, минувшей ночью Энрико Дандоло стал слепым. Потому что только слепой мог без последствий для себя взглянуть в это страшное зеркало. И Дандоло принял это решение без колебания.

А многочисленные ученые тысячу лет спустя еще долго будут спорить, где и когда произошло таинственное ослепление будущего великого венецианского дожа, византийского императора и предводителя легендарного Четвертого крестового похода Энрико Дандоло. Версии будут высказываться одна нелепее другой, но правду никто не будет знать, потому что тайну это бережно и надежно на многие века спрятал от потомков таинственный Совет Десяти.