Прости, я тебя проиграл - Галина Милоградская

Хотела посидеть в кафе, расслабиться, как же… Да, я сидела, вяло помешивала сахар в кофе и смотрела на посетителей, завидуя им и понимая, что никто мне не виноват. Никто не мешал отказаться, никто не мешал бороться до последнего. И самое мерзкое: что-то в происходящем мне нравится. Какая-то извращённая часть моей души радовалась тому, как Макс со мной обращается, и от одного этого можно было считать себя мерзкой и вконец испорченной.

Иллюзий я строить не собиралась. Да и разучилась уже. Не видела ни нашего «жили они долго и счастливо», ни того, что Макс в один прекрасный день встанет на колено и скажет, что всю жизнь любил только меня. Мои чувства к нему можно было описать одним словом: сложно. Не привязанность уж точно, ни о какой любви речь никогда не шла. Но что-то в Максе цепляло. И когда разберусь что, станет гораздо проще. Пока же оставалось делать то, что я умею делать лучше всего: приспосабливаться. К обстоятельствам, к Максу и даже к его пристрастиям. Стоило осознать собственную рабскую покорность, и тошнота подкатила к горлу… Где же настоящая я?! И была ли когда-нибудь настоящей?

В глазах защипало, пришлось опустить голову, чтобы никто не заметил, как заблестели слёзы. Пара всё-таки скатилась, упала на ладони. Ну вот, теперь ещё и на людях плакать. Странно, что у меня до сих пор не было нервного срыва, не могу похвастаться крепкими нервами. А может, наоборот, они у меня стальные?..

Рядом села какая-то парочка. Мило держась за руки, они постоянно хихикали, обменивались поцелуями и интимно шептались. От этого зрелища мне стало себя жалко с такой силой, что в груди всё сжалось. Стиснув зубы, я вызвала такси, расплатилась за кофе и всю дорогу к Максу смотрела в окно, ругая себя последними словами. Никакой жалости вызывать нельзя, себя жалеть — тоже. Стиснуть зубы, идти дальше несмотря ни на что и радоваться мелочам. Хотя бы тому, что теперь я не живу с Вадимом. А с Максом… Договоримся как-нибудь.

— Ты быстро, — сказал он, когда я вошла в холл. Конечно, за ноутбуком, кто бы сомневался.

— Нагулялась, — бросила коротко, проходя мимо. Не успела — он поймал меня за руку, выпрямился и хитро посмотрел снизу вверх.

— Что, было неудобно гулять?

— А ты как считаешь? — огрызнулась я, сбрасывая его руку. — Сам попробуй.

— Ты что, так и ходила всё это время? — Не смогла понять: он удивлён или издевается.

— Естественно, — ответила со всем высокомерием, на которое была способна.

— Думал, что ты избавишься от игрушки, как только мы расстанемся. — Макс ухмыльнулся, а я снова подавила желание его ударить. Или себя. По лбу со всей дури. Ну правда, кто бы стал проверять? Очередное проявление собачьей покорности, будь она неладна!

Я бросилась в свою комнату, не оборачиваясь, сгорая от ненависти к себе. Идиотка! Даже в голову не пришло! Совсем мозги размякли? Заперевшись в ванной, я стащила юбку, рассегнула ремешок и тихо выдохнула сквозь зубы, вытащив пробку. Скривилась, поймав отражение в зеркале: хороша. Как долго ещё буду выставлять себя дурой? Когда уже за ум возьмусь? Ноги подкосились, я медленно сползла на пол, подтянула колени к подбородку и уткнулась в них лбом. День выдался сложным. Как все дни в последнее время. Но каждый из них заставлял делать открытия о себе и своей жизни, и открытия эти были всё более и более удручающими…

Не знаю, сколько просидела так на полу, наверное, долго. Потому что Макс вдруг постучал и спросил:

— Лен, у тебя всё в порядке?

Ну конечно, он же мне там очередной секс марафон обещал, при мысли о котором меня опять замутило.

— В порядке, — ответила я глухо. С трудом поднялась и включила воду в раковине.

— Уверена? — да что ж он такой заботливый вдруг?!

— Уверена. Ты что-то хотел?

— Нет. — Он помолчал, помялся у двери, потом ушёл, прикрыв дверь спальни. Не надо мне от него жалости. Это по-прежнему просто деловой подход.

Очень не хотелось думать, что я дошла до предела, но в этот вечер чувствовала себя именно так: выпотрошенной и пустой. Лежа на кровати, бездумно смотрела на мерцающие за окном огни и не могла поймать ни одной мысли. Наверное, даже к лучшему, что так и не обзавелась друзьями, представляю, что бы сейчас они обо мне сказали. Что бы подумали. Я и сама не могла представить, как могу выглядеть со стороны. Или в глазах Макса. Вроде плевать на это, и нет, не плевать. Когда-то я для него была недосягаемой высотой, королевой, а теперь — продажная девка, которая отдала себя за долги, не мои даже — мужа! Так низко пасть ещё уметь надо. А я, видимо, люблю, умею, практикую.

Оглядываясь назад, я понимала, что давно надо было найти психолога и провести в его кабинете множество не самых приятных часов, но… Это определённо помогло бы себя полюбить. Сейчас я могла только втоптать себя ещё глубже, и даже то, что отлично это понимаю, не помогало. Голова назойливо гудела, по телу разливалась слабость: ни руку, ни ногу не поднять. Не пошевелиться даже. Чувствовала себя размазанной по асфальту и выглядела, наверное, так же. Макс уже два раза подходил к двери и спрашивал, не надо ли мне чего, но я вяло огрызалась, прося оставить в покое.

Его забота настораживала и пугала. Хотя, если задуматься, Макс никогда не выглядел тираном или самодуром. Или в моём мозгу уже начал формироваться стокгольмский синдром, вынуждая искать хорошее там, где его быть не может.

К девяти я наконец нашла в себе силы встать и принять душ. С неприязнью посмотрела на игрушку, валявшуюся на полу — так и не подняла. Хотелось пнуть ногой и выбросить её в окно, но это ребячество. Надо было раньше высказывать неповиновение, а теперь что? Приняла, значит, веди себя достойно. Хотя бы в чужих глазах, и плевать, что внутри всё переворачивается.

Я сделала маску, полежала в ванной, критично осмотрела свои ногти: пора записаться на маникюр. И вообще посетить спа, отвлечься. Запишусь и поставлю Макса перед фактом, что хочет пусть, то и делает! Посмотрела в зеркало: по-прежнему хороша. С чего вдруг решила, что с той стороны на меня посмотрит чудовище? На лбу не написано, чем занимаюсь, глаза, правда, пустые, но это, зная себя, временно. Вообще я слишком отходчивый человек, чтобы долго переживать. В этом всегда был и плюс, и минус. Умела бы злиться дольше — давно бы ушла от Вадима. Кстати, он так ни разу и не позвонил, не написал, даже не интересуется, как я. Не знаю, что ему наговорил Макс, но хотя бы пару слов черкануть из вежливости можно. Так даже проще: легче обрубать концы.

Вернувшись в спальню, я задумалась. Там, за дверью, всё ещё пугающее нечто, но ведь не сидеть же теперь здесь постоянно? Надев шорты и майку, я тихо вышла, вытянула шею, прислушиваясь, но знакомого стука по клавиатуре не услышала. Макса в гостиной не было, на кухне я тоже его не нашла. Переведя дух, открыла холодильник, только сейчас понимая, что ничего не ела с утра. Для долгой готовки уже поздно, да и на ночь наедаться не вариант. Поэтому омлет — лучший выход. Пока жарила, Макс так и не появился, это уже начинало тревожить. Поев, я решила его поискать: мало ли, что случилось. Лежит где-нибудь с сердечным приступом, а мне потом что, с трупом ночевать? Глупо, конечно, но почему-то эти мысли всегда приходили первыми, стоило Вадиму куда-то исчезнуть.