Кесем-султан. Величественный век - Ширин Мелек

И сама спохватилась. Ох, не надо бы снова возвращаться к этому «у вас»!

– У нас все одинаково, – сказала Башар голосом «бабушки Сафие». И улыбнулась. – У нас с тобой, таких, как мы сейчас есть. А теми, кем мы были раньше, нам все равно уже не быть никогда.

Улыбнулась снова. У Махпейкер разом на душе полегчало: та тяжелая плита, что не вовремя приподнялась вдруг над гробницей прошлой жизни, обрушилась где-то позади, далеко за их спинами. Страшно прогрохотала там, треснула, раскололась на несколько частей, но никого живого под собой не погребла.

И они снова двинулись вперед: из тени в тень, из лунного света в тень масляных ламп, по узорчатым квадратам мягко расстилающихся под ногами ковров.

Опочивальня шахзаде предстала перед ними внезапно. Они не очень хорошо представляли себе эту часть дворца, им обеим казалось, что надо будет за угол повернуть; но нет, коридор вдруг расширился, превратившись в подобие небольшого овального зала. И вот слева была дверь, а дверь тут могла быть только одна, поскольку спальни остальных сыновей султана находятся в ином крыле, это девочки знали точно.

Справа же кто-то стоял.

То есть сперва почудилось, будто стоят трое: не только прямо напротив двери, но и по сторонам этого расширения. А потом девочки увидели рядом с двумя из них какие-то словно бы призрачные фигуры – но не успели испугаться, мгновенно осознав: это не души удавленных наложниц, это они сами, Махпейкер и Башар. В зеркалах. В просвечивающихся, почти прозрачных, призрачных рубашках, сквозь которые и их тела призрачными кажутся. Особенно в лунном свете.

Кроме них в зеркалах – двух зеркалах! – отражалась еще одна фигура, темная, рослая, как из мрака вырезанная. То есть кто-то все же стоял у дальней стены.

– Похоже, мы случайно в Персию забрели… – задумчиво произнесла Махпейкер. И тут же смело, даже задиристо обратилась к незнакомцу: – Эй, чего сам ждешь и шахзаде ждать заставляешь? Обыскивать нас собираешься или до утра тут стоять будем?

Голос ее звонко заполнил маленький зал, как струя воды из фонтана – серебряный кувшин.

Опасаться тут, в сердцевине дворца, и правда было нечего. Кому тут, собственно, быть: ну, евнух-стражник… Может, и правда для того, чтобы на персидский манер их перед вхождением в спальню проверить (невелико дело), а может, просто на посту стоит, положено так.

Странным было другое: Башар отчего-то вдруг быстро указала подруге глазами на дверь, не на темную фигуру возле стены. Махпейкер с недоумением покосилась туда, но ничего особенного не заметила.

Черный не ответил, даже не пошевелился. Наверно, он здесь не для обыска наложниц и ему, как стражу, не положено в разговоры вступать.

– Он не живой… – прошептала Башар. – Я такое видела уже.

– Кто не живой?

– Вот этот… Это вообще не человек, а доспехи. Внутри ничего нет.

Махпейкер присмотрелась – и фыркнула от смеха: подруга была права, стену подпирал латный истукан. До странности чужого, диковинного облика, дворцовые стражники на самом-то деле таких доспехов не носили.

– А где ты видела этих вот… это вот? Еще до Истанбула, да? Когда была неверной? Его вместе с тобой и с часами-оргáном сюда привезли, теми, с фигурками? Тоже как подарок? Ой, извини…

– Да, до Истанбула, – ответила Башар по-прежнему шепотом и как-то рассеянно. – Нет, то есть не знаю, не все мне показывали, что со мной привезли. Тсс-с…

Она снова указала взглядом на дверь. На сей раз Махпейкер сообразила, что надо не всматриваться, но вслушиваться.

Они замерли, не шевелясь, даже задержав дыхание, сделавшись тише, чем доспехи у противоположной стены. И через несколько мгновений услышали, как дверь тихонько скрипнула. Словно кто-то стоял за ней, прижавшись вплотную, тоже молчащий и старающийся быть неподвижным, но вот сейчас ему чуть-чуть не хватило терпения.

Девочки переглянулись: им все сразу стало ясно. Шахзаде Ахмед не возлежит чинно на огромном ложе, как то подобает наследнику османского престола в ожидании гёзде, а стоит по ту сторону двери и подслушивает. Мальчишка. Дурак. Щенок куцехвостый!

Ехидно улыбнувшись, Махпейкер потянулась к тяжелому бронзовому кольцу, которое было продето сквозь дверную скобу, и звучно, по-хозяйски уверенно грохнула им о резной створ. Сама не ожидала от себя такого озорства, вообще-то оно могло дорого обойтись: гёзде следовало бы этим кольцом трепетно, робко звякнуть.

Изнутри опочивальни прочь от двери зашелестело: так босые ноги торопливо переступают по ковру. Махпейкер и Башар снова переглянулись со скрытым торжеством.

– Ну входите уж, где вас так долго носит! – не так и сразу (как раз добежать от двери до ложа времени хватило) донесся изнутри голос шахзаде. Нарочито уверенный, подчеркнуто взрослый, но их-то не обмануть теперь!

В две руки взявшись за кольцо, девочки потянули дверь на себя. Она распахнулась.

По глазам ударил свет, по ноздрям – запах горячего воска и благовоний: два огромных шандала на полу, несколько свечедержателей на стенах, еще какие-то светильники… Все это великолепие вдруг разом колыхнуло огнями, потому что окно спальни было приоткрыто и от него к двери толчком качнулась прохлада ночного воздуха.

Еще шаг – и они переступят порог. Тот самый порог, который превращает гёзде в икбал.

В это мгновение Махпейкер думала о совсем постороннем: завтра надо будет все-таки не забыть надрать уши этой дуре Фатиме. Или для икбал – не девчонки, а взрослой женщины, обитающей в «старших палатах» гарема, вот! – уже неуместно собственноручно драть уши какой-то там служанке? Наверно, для этого у икбал какие-нибудь свои особые, ближние служанки есть. И вот они уже дерут за уши простых служанок.

Смотря чьих, конечно. Служанок Сафие-султан – точно нет.

Ой! Тут вообще-то надо подумать. Что мы ей сказали тогда: мы, мол, останемся тебе опорой, даже когда разделим с шахзаде ложе и родим ему сыновей? Кажется, так… А она что нам ответила?

– Да входите же и дверь прикройте, свечи сейчас задует! – На этот раз голос Ахмеда прозвучал нормально, без взрослой повелительности.

И они ступили через порог.

Шахзаде возлежал на кровати – действительно огромной, как небольшая комната, но без балдахина. И, конечно, не было на нем сапог с плетью за голенищем. Зато был пурпурный атласный халат.

Позу Ахмед успел принять подобающую, томно-величественную, но они-то знали, что к кровати он метнулся всего минуту назад, вспугнутый грохотом дверного кольца, как деревенский мальчишка, забравшийся в чужой сад!

Это, впрочем, ничего не меняет, напомнила себе Махпейкер. Все равно он старший сын султана, наследник трона Блистательной Порты, когда-нибудь ему будет принадлежать полмира…

А они с Башар будут принадлежать ему уже сейчас, этой ночью.

Это грядущее, недавно видевшееся не просто близким и неизбежным, но и желанным, сейчас отчего-то особого восторга не вызывало. Хадидже бы сюда…