Мой босс меня хочет - Анна Милтон

Я тянул из нее энергию, которую она могла бы вкладывать во что-то перспективное.

В кого-то, кто подарил бы ей прекрасное будущее.

Я должен положить нашей интрижке конец.

Это было бы правильно.

Я должен перестать думать о Лолите, как о своей.

Я должен позволить ей найти человека, с которым она будет по-настоящему счастлива, кто сможет дать ей все недостающее.

Поглощенный мрачными обвинительными мыслями, я не сразу услышал короткий сигнал, уведомляющий о сообщении. Звук вывел меня из меланхоличного транса, и я заглянул в мессенджер.

Лолита отправила фотографию.

Она лежала на кровати, прижавшись щекой к белоснежной простыне. Ее волосы, небрежно распущенные по обнаженному плечу и подушке, создавали неукротимое кудрявое облако. Она смущенно улыбалась в камеру, как будто немного смеялась над собой за то, что сделала подобный снимок. На Лолите не было ни грамма макияжа, в глазах присутствовала усталость. И, клянусь, женщины нежнее и очаровательнее я не встречал.

Я долго не мог прервать созерцание фотографии. Все больше и больше утопая в естественной красоте Поклонской и подмечая мелкие детали: веснушки на плече, морщинки от смеха в уголках губ, карамельного цвета ресницы.

Губительно неотразима.

Мистер А: Хорошенькая.

Я написал это, удерживая мощный поток чувств за наспех построенной дамбой.

Черная Орхидея: Спасибо.

Я бы отдал ей все, что у меня было.

Я бы отдал ей свою душу, если это поможет Лолите смотреть на меня — не на «Мистера А», а на меня — так, как сейчас эта женщина взирала с фотографии.

Я позволил телефону упасть мне на грудь.

Уставился в потолок с недоверием и страхом.

Мои желания — проклятая утопия.

ЛОЛИТА

Утро задалось не сладкое. Несносному пробуждению предшествовала длительная переписка с моим анонимным благодетелем. Мы болтали на самые разные глупые темы, начиная от любимых сериалов и заканчивая взаимной любовью к одним и тем же исполнителям. Я и подумать не могла, что Алекс поклонник группы «Dire Straits».

Вдобавок к небольшой задержке поезда метро, на котором я обычно добиралась на работу, я опоздала на деловую встречу. Лишь на пару минут, однако удостоилась чести схлопотать от Александра Павловича суровый взгляд. Ничего не мешало ему закатить истерику и опозорить меня перед нашими коллегами… и в таком случае я превратилась бы в полную неудачницу, оплошавшуюся с такой незначительной, казалось бы, целью: найти мужчину на одну ночь. Я потерпела крах даже в том, чтобы познакомиться с кем-то, с кем можно провести ничего не обязывающую ночь.

К моему изумлению, Гребцов не повел себя, как осел. Он исключил обычную для него модель поведения и поприветствовал меня коротким кивком, после чего отвел взгляд и вернулся к презентации.

…Однако после совещания попросил меня задержаться в конференц-зале.

Я морально подготовилась услышать от начальника серию колких замечаний о своей неискоренимой страсти к опозданиям, но Гребцов, очевидно, был полон сюрпризов.

Вместо гневной тирады в его исполнении я услышала беспокойное:

— Ты в порядке?

Александр Павлович смотрел на меня со странным выражением лица.

Я моргнула раз, потом другой.

— Д-да, — слегка опешила я.

— Как себя чувствуешь?

— Мне лучше, спасибо.

Мужчина провел пальцами по своим невероятно пышным волосам.

— Точно?

Вот это номер. Что еще за проявление неожиданной заботы?

Вспомнив, с какой жалостью Гребцов смотрел на меня в баре воскресным вечером, я прищурилась.

— Какое вам дело до моего самочувствия, Александр Павлович?

Его красивое лицо мгновенно вытянулось. Я почти ощутила укол вины. Затянувшееся молчание Гребцова угнетало обстановку, и я решила, что должна немедленно уйти, прежде чем ситуация выйдет из-под контроля и не обернется в очередной скандал.

Я уже собиралась выйти за дверь, когда босс обратился ко мне запальчивым голосом:

— Вы совершенно правы, Поклонская. Мне плевать на вас, и на все человечество взятое. Я же всего лишь машина, которая больше заботится о результатах и цифрах, чем о людях. Благодарю, что вновь напомнили об этом.

В любой другой день я бы пропустила это саркастичное словоизлияние, если бы в его голосе не прозвучала поразительно грубая нотка самоуничтожения, которая заставила меня остановиться.

Неужели его действительно беспокоило мое мнение о нем?

Я оглянулась на Гребцова, пытаясь разглядеть в чертах неулыбчивого лица присутствие эмоций. Александр Павлович с непоколебимой бесстрастностью листал свои записи о встречах, словно не замечал моего присутствия.

Неужели то жалкое состояние, в котором он застал меня в баре, повлияло на его нынешнее отношение ко мне?

Я не должна была позволить ему стать моим рыцарем в сияющих доспехах. Я вполне способна лично расправляться с огромными придурками. Но, признаться, было приятно стать свидетелем стремительного рвения Гребцова заступиться за мою честь и защитить от внимания незнакомца.

— В следующий раз постарайтесь явиться вовремя, Поклонская, — пронеслась по залу рекомендация от босса. — И погладьте вашу рубашку.

Нет.

Нет-нет.

Я ошиблась.

Прекрасным принцем в сияющих доспехах здесь и не пахло.

Я хлопнула дверью, развернувшись на каблуках. Яростно сжимая кулаки, встала к Гребцову лицом.

— Прошу прощения, если я не очень активна после тяжелого дня болезни, — процедила сквозь стиснутые зубы.

— Это не оправдание, — вздохнул Гребцов. — Между прочим, я тоже вчера отсутствовал по причине… недомоганий, — он откашлялся и, наконец, поднял голову, чтобы окинуть меня безразличным взором. — И посмотрите на меня. Я в полном порядке и пришел на работу вовремя. 

Без понятия, зачем я последовала словам Александра Павловича и принялась разглядывать его. Каждый край крепкого тела был элегантно очерчен темно-синим костюмом-тройкой. На его запястье сверкали дорогие часы, в петли рукавов белоснежной рубашки вдеты запонки. Образ завершал стильный серебристый галстук. Даже борода, которую он пытался отрастить, выглядела безукоризненно ухоженной.

Во мне проснулось жгучее желание ударить Гребцова за то, что он бессовестно привлекателен!

— Вы брали выходной? — переспросила скептически. Приподняла бровь и скрестила руки на груди. В это с трудом верилось.

— Почему это так тебя удивляет?