Три пятнадцать - Джослин Джексон

– Все ушли? – спросила Мози.

– Да, все, кроме шерифа Уорфилда, – осторожно ответила я. – Ему нужно поговорить с судмедэкспертом.

– В смысле, Олив и эти все, со двора.

Я быстро перевернула бутерброды, которые еще рано было переворачивать: хотелось спрятать густой румянец, заливший щеки. Ишь, размечталась! Когда я вышла прогнать зевак-ротозеев, на переднем дворе не осталось ни души. Странно, Мози говорила, что там полгорода. Потом я увидела патрульную машину и сразу подумала: Лоренс. Казалось, сердце взлетело к самому горлу. Оно бестолково стучало, а взгляд метался по сторонам: где же он, где?

Лоренс стоял на улице спиной ко мне, но я все равно его узнала. Он провожал восвояси соседей из дома напротив.

Лоренс живет за Мосс-Пойнтом, но патрулирует территорию от окраин Иммиты до Пэскагулы, а радио настраивает на ту же частоту, что и местные копы. Он наверняка слышал и как Рик Уорфилд передает Джоэлу мой домашний адрес, и про человеческие останки на моем дворе.

Он приехал! Тут же приехал, чтобы тайком мне помочь. Мы не виделись двенадцать лет, но, глядя на его прямую спину и широкие, обтянутые формой плечи, я могла поклясться, что дело было вчера, нет, даже сегодня утром. Я чуть за порог не выбежала: к Лоренсу меня тянуло как магнитом.

Остановиться я смогла, лишь спросив себя, признается ли Лоренс жене, что сегодня был у моего дома?

Я перевернула бутерброды на неподрумяненную сторону. Буквально через секунду после того, как я увидела Лоренса, на заднем дворе закричала Мози. Она хотела, чтобы убрались все – копы, спецы из колледжа и даже Тайлер Бейнс. Козлами их называла. Я закрыла парадную дверь и бросилась к ней, а Лоренс, скорее всего, уехал домой к Сэнди и мальчикам. Он даже не постучался ко мне.

– Полиция отправила их по домам, – сказала я Мози и с гордостью отметила, что голос почти не дрожит.

Лоренс, наверное, подумал, что и после двенадцатилетней разлуки встречаться со мной небезопасно для его чувств, поэтому решил не рисковать. Даже сейчас горячая волна растеклась от лица к груди и спускалась все ниже и ниже. Так, может, Лоренс поступил правильно? Приехал и сделал максимум, не устраивая сцен, – очень в его духе. Разливая суп по тарелкам, я смаргивала слезы и приказывала щекам остыть.

– Спасибо. Бабушка, – проговорила Мози, когда я поставила перед ней ужин. Последнее слово она сделала отдельным предложением и склонила голову набок. В ее голосе звучало любопытство, но не живое, а сдержанное, как у ученого с канала «Дискавери», который ждет окончания опыта: что за реакция произойдет в пробирке?

– На здоровье. Хочешь молока? – спросила я, вздрогнув от удивления.

– Нет, спасибо, – ответила она и снова добавила: – Бабушка.

Мози вроде уставилась на еду, а на деле украдкой следила за мной. Я замерла, не зная, какой реакции она ждет. Я же всю жизнь была для нее Боссом!

– Почему ты зовешь меня бабушкой? – поинтересовалась я, стараясь не выдать волнения.

– Разве не странно, что я зову тебя Боссом? – пожала плечами Мози. – И суперстранно называть маму Лизой.

Отвернувшись к разделочному столу, я стала собирать Лизин ужин на поднос.

– Когда вы с ней ко мне вернулись, ты уже звала ее Лизой. – Взгляд Мози, испытующий, пронзительный, я чувствовала затылком.

– А ты не хотела, чтобы я звала тебя бабушкой? Ну, или, не знаю… бабулей?

Вопрос опасный, как заряженный пистолет.

– Лиза зовет меня Боссом с тех пор, как я зову ее моей Крохой. Когда вы поселились здесь, ты переняла это у нее. Наверное, я считала себя чересчур молодой для бабули.

– А сейчас?

Я поджала губы. Если честно, мне казалось, что и сорок пять лет – слишком мало для бабули. Бабули носят не джинсы в облипку, а теплые свитера с трехмерными аппликациями из блесток в виде оленей с колокольцами на упряжи. Они вяжут на спицах, так и не выучились танцевать танго, не съездили во Францию, и секса им не видать до конца дней.

До такого я, к счастью, еще не докатилась, только об этом ли спрашивает Мози?

– Я твоя бабушка, балда, так что называй меня как хочешь. Давай я отнесу ужин маме, пока совсем не остыл.

Пылающий взгляд Мози проводил меня до двери. Едва распашная дверь перестала болтаться, у меня мурашки пошли по коже. Господи, ну какая я бабуля?! Лоренс, здесь был Лоренс!

К Лизе я чуть ли не бежала, ну, насколько это получилось с тарелкой горячего супа на подносе. Раз Лоренс приезжал, значит, он все помнит. Может, как я, слишком отчетливо; может содрогаясь от чувства вины, но помнит. Грудь заболела от чего-то, поразительно напоминающего счастье, но я подавила глупое чувство в зародыше и ногой толкнула дверь в Лизину комнату. О Лоренсе подумаю потом. Если я твердо решила сохранить Лизин секрет, нужно кое-что выяснить. И без Лизы мне тут не справиться. Разумеется, при условии, что во дворе я видела настоящую Лизу. При условии, что Лиза по-прежнему есть, пусть и где-то в глубинах тела.

Я вошла в тихую комнату. Лиза лежала так, как я ее положила, – на здоровом боку, лицом к стене, поджав под себя инсультную руку. Последние лучи догорающего солнца просачивались сквозь тюль и ласкали ее волосы. Я поставила поднос на комод из ивовой лозы, который Лиза разрисовала цветами, через изножье заползла в узкую брешь между больничной койкой и стеной и прислонилась к холодной зеленой штукатурке.

Солнце почти село, свет я не зажгла, но увидела, что Лиза не спит. Ее черные глаза сияли в полумраке комнаты, переливаясь тысячей оттенков, как нефтяное пятно. Взгляд был жесткий, пронзительный, но мое сердце радостно встрепенулось. Это Лиза. Она здесь, со мной.

– Мне нужна помощь, понимаешь, Кроха? Ты играешь на грани фола, впрочем, как всегда, но сейчас ради Мози постарайся мне кое-что объяснить.

Лиза так и буравила меня взглядом. Вопреки моим ожиданиям, она издала свой «да»-звук. Получилось тихо, но не слабо, как убежденное «да» шепотом.

– Кроха, пожалуйста, расскажи мне, как все случилось. Я спрашиваю только для того, чтобы тебя защитить. Лиза, ты что-то сделала? Если да, считай, я тебя уже простила. Ты ж была совсем молодой. Я должна узнать правду про Девочку Слоукэм, твою бедную дочь. Ты сделала ей что-нибудь? Хоть что-нибудь плохое?

Лизин здоровый глаз вспыхнул, а меня что-то кольнуло или обожгло. Боль была резкой и сильной, словно под простынями сидела пчела и вдруг ужалила меня в грудь. Вздрогнув, я прихлопнула обидчицу, только это была не пчела, а Лизина рука. Значит, она незаметно дотянулась до меня и ущипнула, излив всю свою злость.

У меня слезы на глаза навернулись.

– Ну конечно, нет! Я знала, знала, что ты на такое не способна!

Лиза спокойно встретила мой взгляд, ожидая единственный вопрос, который я могла задать дальше. Я должна была выяснить, а смерть в колыбели казалась единственным разумным объяснением.