Охота начинается - Аяна Грей

с тех пор, как он видел это четвероногое существо, но оно не стало менее ужасающим. Он резко вдохнул. Тварь смотрела на него, озаренная жутковатым красно-оранжевым отсветом пожара по другую сторону стены. Тело у нее было как у льва, кожа обтягивала костлявый остов, бледно-розовая, словно не видела солнечного света многие годы. Экон знал, кто это.

Шетани.

Полсекунды существо рассматривало его, оскалив желтые зубы, густо заполнявшие черную слюнявую пасть. Это было достаточно пугающим само по себе, но Экона пригвоздил к земле не вид зубов существа, дело было в его глазах. Они были безэмоциональными – две черные бездны, которые грозили поглотить его целиком. Они лишали его возможности двигаться, делали беспомощным – а в сознании уже поднимался знакомый голос. Он понял, что ничего не может сделать, чтобы его остановить, он даже не мог пошевелить пальцами, чтобы считать.

«Сын. – Папин голос был полон отчаяния, как и всегда. – Сынок, пожалуйста».

Сейчас Экон не стоял на границе Великих джунглей, но это было не важно. Казалось, сама суть джунглей настигла его – живой кошмар, извергнутый из самых отвратительных глубин. В одно мгновение он снова превратился в маленького мальчика, который смотрел на монстра, возвышавшегося над телом отца.

«Экон, пожалуйста».

Экон помнил, что папино тело было истерзано, а кругом разлилось слишком много крови.

«Сынок, пожалуйста».

Но Экон не мог пошевелиться, не мог помочь. Шетани смотрело ему прямо в глаза, и он понял, что в конце концов его убьет не это существо, его убьет страх. После всех этих лет чудовище по-прежнему управляло им, отравляя тело, как неизлечимая болезнь. Он крепко зажмурился, ожидая, что тварь двинется вперед и прикончит его, а потом…

– Уходи.

Экон вздрогнул и распахнул глаза. Это не был голос его отца или подсознания. Он был тише, мягче. Покосившись направо, он увидел человека, стоящего буквально в метре от него, в темноте, неподвижно, как камень. Девушка. В лунном свете он разглядел, что у нее маленький широкий нос, круглые щеки и слегка заостренный подбородок. Черные кудри обрамляли ее лицо, кончаясь чуть ниже плеч. Она смотрела не на него, а на Шетани, и ее лицо было одновременно выжидающим и спокойным. Она смотрела на существо, словно на что-то смутно знакомое. Экон напрягся, ожидая, что сейчас произойдет нечто ужасное, но Шетани бездействовало. Похоже, оно было так же озадачено поведением девушки, как и он сам. Прошло еще несколько секунд, а затем Экон ощутил это. Сначала ощущение было легким, словно едва слышный гул, будто что-то слегка дрожит под ногами. Оно становилось ощутимым в воздухе, разогревало его. А потом девушка повторила, на этот раз громче, увереннее:

– Уходи.

Казалось, ее это удивило не меньше, чем Экона. Прошла еще секунда, а затем Шетани внезапно прыгнуло и скрылось в полях лемонграсса, оставив их наедине.

Оно поняло ее. Экон смотрел туда, где стояла тварь, и пытался осмыслить то, что он увидел. Ему хотелось ущипнуть себя, сделать что-то, чтобы убедиться, что происходящее реально, но он не мог пошевелиться. Оно послушалось ее, – понял он. – Она сказала ему уйти, и оно… послушалось. Оно подчинилось.

Девушка же по-прежнему не шевелилась. Она вглядывалась в темноту, словно видела что-то, чего он не мог. На какое-то время пространство между ними заполнила долгая тишина, а затем инстинкты взяли верх и Экон шагнул к ней. Его пальцы сомкнулись на ее руке, и девушка дернулась от внезапного прикосновения. Он с удивлением обнаружил, что кожа у нее горячая, почти как у человека в лихорадке. В этот момент, коснувшись ее, он ощутил, будто от нее исходило какое-то странное излучение, какая-то вибрация, от которой у него застучали зубы. Ее настороженный взгляд встретился с его, и он какой-то отстраненной частью сознания отметил, что глаза у нее цвета полуночи: по крайней мере, если представить, что у полуночи может быть свой цвет. Его пальцы на ее руке разжались, но он осознал это, только когда она отступила и пустилась бежать. Она была не так уж быстра – он мог бы догнать ее снова, если бы захотел, но не стал этого делать. Экон смотрел ей вслед, пока она не скрылась в зарослях лемонграсса. На мгновение он ощутил облегчение, а потом тишину разорвал голос Шомари:

– Ты отпустил ее?

Экон развернулся. Шомари стоял в полуметре от него – он как раз вышел из-за угла Ночного зоопарка. На его лице отразилась нерешительность. Он переводил взгляд с Экона на окрестные поля и обратно. Повисла жуткая пауза, затем Шомари повернулся и бросился бежать.

Нет.

Экон рванул за ним, чувствуя, как сердце бешено колотится в груди. Дым рассеивался, рев огня стал глуше. Похоже, большую часть пожара уже потушили, но Экону было уже все равно. Он думал только об одном. Он не позволит Шомари рассказать о том, что он сделал. Он отпустил эту девчонку-смотрительницу, намеренно отпустил. Если другие воины узнают, если отец Олуфеми узнает…

Он побежал еще быстрее, но толку не было. Они снова оказались внутри Ночного зоопарка и остановились у колодца. К ужасу Экона, там уже стояло несколько Сынов Шести. Они окружали группу людей, сидевших на траве со связанными запястьями. Видимо, это были другие смотрители – те, кто либо не смог убежать, либо не стал пытаться. Их печальные взгляды были обращены на мужчину в дешевом красном дашики, стоявшего в нескольких метрах от них.

– …убытков на сотни! – говорил тот. – Вы все должны явиться к Кухани сегодня, и я скажу ему, что мне нужны немедленные компенсации и финансовая помощь из запасов храма! Я богобоязненный человек, и я плачу десятину…

– Бааз, вам нужно подать формальную заявку в фидуциарный комитет храма. – Камау говорил рублеными фразами, скосив глаза и едва скрывая отвращение. – Распределение финансов храма не в нашей власти. Пока рекомендую вам заняться спасением того, что осталось. Нам удалось задержать всех смотрителей, которые пытались сбежать…

– Не всех! – Слова Шомари разорвали ночь. Экон увидел, как его приятель-претендент с ухмылкой выступил вперед. – Экон упустил одну.

Все воины вокруг выпрямились, их лица словно окаменели по мере того, как они осознавали слова Шомари. Экон увидел, как глаза стоящего рядом Фахима расширились от ужаса. Бааз Мтомбе, похоже, растерялся. Но хуже всего было выражение лица Камау. Он подошел к Шомари и схватил парня за шиворот. Подтянул его к себе так, что кончики их носов почти соприкоснулись. Когда он заговорил, его голос зазвучал как рык:

– Если ты еще хоть раз обвинишь моего брата в подобном…

– К… Камау, это