Варвар, который ошибался - Евгений Шепельский

Все время, пока я черкал, Виджи стояла за моей спиной, а Олник лез под руку с советами.

Секретарь схватил мою писульку и унес в дом.

Ответа я ждал еще десять минут. Наконец канцелярская крыса вернулась.

— Госпожа Вирна просит вас внутрь… Одного!

Ну, я и вошел.

При определенных обстоятельствах варвар должен воспользоваться черносливом.

— Фатик!

— Вирна!

Смоляная нить усов красовались на ее оплывшем лице, производя на меня неописуемо хлесткоевпечатление. Эти усы были словно кулак, колотящий меня раз за разом — стоило только остановить на них взгляд.

Святые небеса, какое счастье, что когда-то она дала мне отставку!

У нее были еще кудрявые бакенбарды, какие изредка отращивают женщины юга, также весьма отвратительные, но усы… усы производили на меня впечатление самое убийственное.

Это был апокалипсис, и состоялся он в грешной душе Фатика Мегарона Джарси.

Прошло, наверное, около минуты, прежде чем я опомнился и смог связно думать и говорить.

Сказал я «Кхм-м!», а подумал вот что.

Высшие силы все-таки отслеживают мою судьбу, иначе я мог бы сейчас… вы понимаете? Растолкую для непонятливых: повернись судьба иначе, и я женился бы на Вирне. И со временем она превратилась бы в огромную женщину с усами и бакенбардами, идущими до самого низа челюсти. Мрачная метаморфоза, убийственная! И более того, эта женщина меня бы не любила.

Нет, я бы точно в этом случае покончил с собой.

Вирна не предложила мне сесть, более того, по отпечаткам на ковре я понял, что вот только что перед ее богатым столом из палисандрового дерева с позолотой стояло кресло. Его убрали перед моим приходом. Ну-ну… У меня нет денег, стало быть, я — меньше чем ничто. Вдобавок я бывший — а что может быть слаще, чем унижение бывшего мужчины? Даже… если ты сама убрала его из своей жизни.

Ее наряд — нечто неописуемо-пышное, красное (как известно, красный — цвет власти), производил не меньшее впечатление, чем усы и бакенбарды. На руках и складчатой шее блестело золото. Толстые мочки ушей оттянуты серьгами с крупными бриллиантами.

Убранство кабинета было ей под стать — много алого, багряного, розового, крикливого и пышного. Пальмы в кадках — такое я видел только во дворцах герцогов да графов. Тяжелый запах духов, сладких как мед, скребся у меня в носу кошачьими лапами — кажется, кот, забравшийся мне в нос, совершил грех в неположенном месте.

Вирна повторно взяла бумагу с моим прошением и начала читать, рассеянно накручивая на палец локоны бакенбард.

— «В ообщем в веду тяжолого финанасового попожжения, прошу денех нах на пупешествие в виду протери собственных денех…» Многовато оплошек, но кое-что ты исправил…

— Где успел, Вирна. Я торопился. Пишу я с ошибками, это врожденное и не лечится. Мой сводный брат, Шатци, например, с трудом читает по складам… Тоже врожденное, тоже не лечится. Ну а я, когда волнуюсь — промахиваюсь втрое больше.

— Ты, Фатик, настоящий энтих лигент!

— Возможно, Вирна.

— А твоего брата я знаю, бывал здесь несколько раз, настоящий красавчик с ядреной попой.

Я смолчал. Меня унижали — а я молчал. Она ждала именно этого — молчания или подтверждения своих слов, то есть — моей покорности и своей победы. Пришлось подыграть.

Маммон Колчек — покрытая пупырышками серая громадина с плоской мордой, шумно высморкался за моей спиной. Охранял Вирну. По-видимому, среди просителей встречались личности буйные. И то верно: когда твой последний шанс — это кредитор, способный отказать тебе по самому немудреному поводу, поневоле можешь прийти… в бешенство.

— Бур-р-р! Апелляция будет рассмотрена в кратчайшие сроки апелляции.

Нахватался от Вирны умных словечек, а она его даже не осекает — видимо, бубнеж Колчека ей по вкусу.

Вирна окинула меня долгим изучающим взглядом. Глаза — пожалуй, это все, что осталось в ней привлекательного. Большие карие глаза, в глубине которых все еще светился знакомый мне огонек.

— Фатик, Фатик, тебе скоро сорок лет, и чего ты достиг? Шатаешься с клиентами по городам и весям, умудрился потерять деньги. Что ты умеешь, кроме того, чтобы крошить-кромсать, а? Ну давай, расскажи мне, чего ты достиг!

— Я делаю то, чему меня обучили, Вирна.

— Да уж, а можешь ты немногое.

Она усмехнулась с оттенком усталого превосходства.

Чем-то она напоминала Митризена. Такая же взыскующая и безжалостная. И любящая деньги, как вампир — кровь. Да и братья-профитролли напоминали оргов-горгон. Надеюсь, и орги, и сам Митризен сгинули в Облачном Храме…

— Ты даже не попытался изменить уготованное тебе другими людьми, мой родной.

— Пытался. Я не настолько глуп и инертен. Я бросил ремесло героя и решил зарабатывать коммерцией. Торговлей, и еще много чем. Разорился и был вынужден приняться за старое.

— Но и на старом поприще тебя постигла неудача.

— Ты, как всегда, права, Вирна.

Видите, как я пою?

Служка-человек, размерами еще меньше секретарской крысы (по-моему, Вирна коллекционировала мужчин ростом с ноготок), принес госпоже блюдо с виноградом и персиками. Она начала есть, а я смотрел и катал во рту пересохший язык. Когда я стану богатым… Впрочем, зачем кормить себя сказками?

— Хорошо, мой родной, — он вытерла мокрый подбородок розовым батистовым платочком, — считай, я поверила в твои писульки. Я дам тебе средства на то, чтобы подлечить твоих горемычных клиентов.

Ура!

— Но…

Но? Яханный фонарь, какое еще но?

— Ты спроворишь для меня одну работенку, и только тогда сможешь получить остальные деньги.

Гритт его маму за ногу… вы слышали? Работенку!

Я подался вперед и оперся кулаками о стол.

— Работенку? Какого рода?

— Все по порядку, Фатик. И отойди на два шага, от тебя пахнет.

Гритт!

— Сегодня утром я мылся в ручье.

— Но перед тем как проведать меня, баню ты не посетил, и ароматами не натерся, так что отойди, ты весь пропитался дорожной пылью и лошадиным потом.

Я отошел.

— Бур-р-р! — прогудел Колчек над моим затылком. — Мужчина должен мыться, иначе мужчина будет грязным, если не помоется, потому что если не помоешься, будешь грязным! Бур-р-р!

Что, и ему кажется, что я не слишком свеж? Великая Торба!

Проклятие, Вирна совершенно не видит во мне мужчину! (Хорошо, что мужчину во мне не видит Колчек.) В этом вся беда. Когда женщина не видит в мужчине мужчину, она будет придираться ко всему — это факт, и его нужно для себя уяснить и принять. Все ее будет раздражать. Тут хоть из штанов выпрыгни — ничто тебе не поможет.