Употребитель - Алма Катсу

София фыркнула и отвернулась от меня. Похоже, она больше не желала слушать ни слова.

— …и Джонатан будет отрицать, что между вами что-то было. Он не признается в том, что отец ребенка — он. И кто тебе поверит, София? Кто поверит, что Джонатан Сент-Эндрю выбрал для любовных утех тебя, когда мог бы развлечься с любой женщиной в городе?

— Джонатан отречется от меня? — не веря мне, вскрикнула София. — Не трать зря свое красноречие, Ланор. Ты не убедишь меня в том, что мой Джонатан от меня отречется.

«Мой Джонатан», — сказала она. Мои щеки вспыхнули, сердце забилось учащенно. Не знаю, откуда у меня взялись те жестокие, злые слова, которые я потом сказала Софии. Во мне словно бы прятался другой человек, наделенный качествами, которые мне и не снились, и этот тайный человек выскочил из меня легко, как джинн из бутылки. Я ослепла от злости. Я понимала только одно: София угрожает Джонатану, из-за нее может рухнуть его будущее, а я не могла позволить, чтобы кто-то навредил ему. Он был не ее Джонатаном, а моим. Много лет назад я назвала его моим в гардеробе церкви, и теперь, как это ни было глупо, во мне вдруг проснулось собственническое чувство — яростное, первобытное.

— Ты превратишь себя в посмешище. Самая ничтожная женщина в Сент-Эндрю утверждает, что самый достойный, самый желанный мужчина в городе является отцом ее ребенка — а не ее муж, олух неотесанный. Не тупица, которого она презирает.

— Но это его ребенок! — вызывающе воскликнула София. — И Джонатан это знает. Разве ему все равно, что станет с его плотью и кровью?

Эти слова Софии меня охладили. Я почувствовала угрызения совести:

— Пожалей себя и сделай так, как будет лучше для тебя, София. Откажись от своих безумных замыслов. У тебя есть муж. Скажи ему, что ребенок от него. Он порадуется этой вести. Не сомневаюсь, Иеремия хочет иметь детей.

— Хочет, это верно. Своих, — прошипела София. — Я не смогу солгать Иеремии про то, чей это ребенок.

— Почему? Ты же лгала, что верна ему, — язвительно произнесла я.

В эти мгновения София меня так ненавидела, что могла, как мне казалось, в любой момент броситься ко мне, как атакующая змея.

Настала пора нанести ей удар прямо в сердце. Я прищурилась и смерила ее взглядом с ног до головы:

— Ты же знаешь: женщин за супружескую измену карают смертью. Церковь до сих пор считает это справедливым. Подумай об этом, если ты не желаешь отказываться от своего решения. Ты сама изберешь свою судьбу.

Это была фальшивая угроза. За супружескую измену в Сент-Эндрю ни одну женщину не казнили бы, как не казнили бы ни в одном из городов фронтира,[6]где женщины детородного возраста были наперечет. А наказанием для Джонатана, если бы горожане сочли его виновным (что маловероятно), мог стать некий налог за незаконнорожденное дитя — нечто вроде современных алиментов. Ну, быть может, особо набожные горожане на какое-то время перестали бы с ним общаться. Без сомнения, самый тяжкий груз лег бы на плечи Софии.

София заходила по амбару кругами. Вид у нее был такой, словно она пытается разыскать невидимых мучителей.

— Джонатан! — вскрикнула она, но негромко, чтобы не услышал муж. — Как ты можешь так со мной обращаться? Я думала, ты поведешь себя благородно… Я думала, ты благородный человек… А ты подослал ко мне эту гадюку… — София, заливаясь слезами, бросила на меня очередной ядовитый взгляд, — чтобы она сделала за тебя грязную работу. Только не думай, — прошипела она, указав на меня пальцем, — что я не знаю, почему ты это делаешь. Все знают, что ты в него влюблена, да только он тебя не хочет. Ты просто ревнуешь, вот и все. Джонатан ни за что не прислал бы тебя, чтобы ты со мной так говорила!

Я успела обрести хладнокровие и отступила от Софии на несколько шагов, словно она была безумна или опасна:

— Конечно, это он просил меня повидаться с тобой — иначе откуда бы я узнала, что ты беременна? Он отчаялся, тщетно пытаясь вразумить тебя, и попросил, чтобы я поговорила с тобой как женщина с женщиной. И, как женщина, я говорю тебе: я знаю, что у тебя на уме. Ты хочешь воспользоваться беременностью в своих интересах. Ты хочешь заполучить богатого и красивого муженька вместо своего никчемного Иеремии. Да быть может, и ребенка-то никакого нет. У тебя и живота не заметно. Что же до моих отношений с Джонатаном, то мы с ним просто очень крепко дружим. Наша дружба чиста и невинна, мы с ним роднее, чем брат с сестрой, но только ты вряд ли это поймешь, — надменно проговорила я. — Ты, похоже, не представляешь других отношений с мужчиной, кроме таких, когда тебе юбки задирают. Подумай об этом хорошенько, София Якобс. Это твоя беда, и решение в твоих руках. Выбери самый легкий ответ. Роди ребенка Иеремии. И больше не приближайся к Джонатану: он не желает тебя видеть, — решительно закончила я и вышла из амбара.

По дороге домой я дрожала от страха и триумфа. Волнение не отступало, и я вся горела, хотя было холодно. Я призвала на помощь все свое мужество, чтобы защитить Джонатана, и действовала с потрясающей уверенностью. Я даже не знала, что способна на такое. Раньше в разговорах с людьми я никогда не повышала голос, никогда столь яростно не отстаивала свою позицию. Честно говоря, осознание своей внутренней силы, с одной стороны, напугало меня, но с другой — радостно взволновало. Я шла домой по лесу, у меня разрумянились щеки и слегка кружилась голова. Ощущение было такое, что я способна на все.

На следующее утро меня разбудил выстрел. Стреляли из мушкета пороховым зарядом. Когда в такое время стреляли из мушкета, это означало беду: пожар в соседском доме, нападение разбойников, несчастный случай. Выстрел донесся со стороны фермы Якобсов, я это сразу поняла.

Я укрылась одеялом с головой и, притворившись спящей, стала прислушиваться к голосам, доносившимся из родительской спальни. Я услышала, как отец встал и вышел за дверь. Мать последовала за ним. Наверное, она завернулась в шаль и принялась за обычные утренние дела: разожгла огонь в очаге, подвесила котелок с водой. Я села на кровати. Мне ужасно не хотелось вставать босыми ногами на холодный дощатый пол и начинать этот странный и явно нехороший день.

Вскоре вернулся отец. Я к этому времени уже спустилась вниз.

— Вставай, Невин, — принялся он будить крепко спящего сына. — Ты должен пойти со мной.

— А это очень нужно? — недовольным, сонным голосом пробормотал мой брат. — Мне ж скоту корм задать надо…

— Я пойду с тобой, отец! — крикнула я сверху и поспешно начала одеваться. Сердце у меня уже билось так часто, что мне нестерпимо было находиться в доме и ждать вестей о том, что стряслось. Я должна была пойти с отцом туда, откуда прозвучал сигнал тревоги.

Ночью выпал первый снег. Я шагала следом за отцом, пытаясь окончательно проснуться. Я сосредоточилась на том, чтобы ступать по следам, которые отец оставлял на свежевыпавшем снеге. С моих губ срывались облачка пара, на кончике носа повисла капелька.