Бастард. Скиталец - Игорь Ковальчук

Потом из подвала появилась новая порция молодого белого вина альто адидже — его изготавливали неподалеку от Градиски, чуть севернее Удино. Досталось и слугам, они с удовольствием наполняли деревянные и глиняные кружки, славя своего короля. Сеньоры выпили за благополучный исход дела.

Стук копыт по булыжнику и легкий звон металла — так позвякивают наплечники по кольчуге да пояс бренчит, если он обшит металлическими бляхами, — услышали не сразу, а когда услышали, самое время было хвататься за оружие. Заржали у коновязи лошади, им отозвались кони новоприбывших, и Ричард вскочил, выхватывая свой меч. За ним следом повскакивала вся свита.

— Эй! — Чей-то громовой голос перекрыл шум неразберихи во дворе. — Где тут этот граф Бэтюнский? Где Балдуин?

На миг на лице короля Англии появилась обида. Как же так? При чем тут Балдуин Бэтюнский? Почему гоняются за ним, если тут есть более знатный вельможа, сам король? Зачем им какой-то граф? Но в следующее мгновение неуместная спесь была вытеснена настоящим беспокойством за свою жизнь. Значит, Рожер из Аржантона не обманул, он и в самом деле скрыл, что здесь английский государь. Но не скрыл наличия других рыцарей, возвращающихся из Палестины, подданных английского короля, и назвал их имена.

А впрочем, что ему было делать? Должен же он был хоть что-то сказать.

Бледный как смерть, Балдуин из Бэтюиа мысленно подсчитывал, сколько сможет предложить за себя в качестве выкупа. Потом он в любом случае заставит Ричарда заплатить ему эту сумму. Ведь все из-за него.

Слегка успокоившись, он великодушно предложил:

— Бегите, ваше величество. Бегите через кухню. А я прикрою ваш уход.

— Благодарю, Балдуин, этого я не забуду, — пообещал Ричард и, прихватив свой меч, выскочил в кухню.

За стенами постоялого двора он, конечно, почти сразу забыл о Балдуине — у него и без того была уйма проблем. Он подозвал хозяина трактира, вручил ему две золотые монеты и приказал, во-первых, молчать о том, что кто-то убежал, а во-вторых, потихоньку привести хотя бы двух коней. Ради двух золотых итальянец готов был рискнуть головой. Он пообещал помочь.

И в самом деле помог. Бодуэна Бэтюиского и тех слуг, которые не успели удрать вслед за своим королем, взяли и, отобрав у них оружие, посадили на коней. Пока с ними возились в общей зале, маленькая дочка хозяина трактира, незаметная и юркая, как хорек, успела увести двух лошадей прямо из-под носа у людей графа Градиски, за что получила от отца лепешку с салом и чесночную колбаску. Отец же вручил государю объемистый сверток с едой, флягу кьянти — все это вместе стоило не больше одной серебряной монетки, — получил в награду золотую номисму и исчез на кухне.

Все остались довольны. Доволен король, который все-таки не лишился своего любимого жеребца, доволен Вильгельм Этангский, довольны возвращающиеся с добычей к хозяину солдаты, отправленные за путником-французом, доволен и сам пленник, избавленный от необходимости куда-то скакать сломя голову. Доволен остался даже владетель Градиски. Пусть он не смог запереть в своих подземельях пленника, на которого так рассчитывал, но зато заполучил в свое распоряжение отличного рассказчика и собутыльника на ближайшие пару-тройку месяцев — до тех пор, пока до супруги графа Бэтюнского доберется послание и она соберет выкуп. Уже этим вечером он собирался распить со своим пленником бутылочку крепкого речиоте амароне и поговорить о войне в Палестине и о жизни в целом.

А Ричард гнал коня на север, к Вене. Он опасался встречи с людьми Генриха VI, потому что помнил, какие неприятности тот ему обещал. Его претензии и требования, пожалуй, выглядели вполне законными — с неожиданным раскаянием признал король Английский. С другой стороны, выудить сорок тысяч унций золота у скряги-императора было, наверное, попросту невозможно. Нет, правильно, что тогда корона Сицилии досталась Танкреду де Лечче. Но если бы Плантагенет смог распорядиться этой же короной еще раз, он бы отдал ее Генриху, сыну Барбароссы. И пусть бы они с бастардом последнего Гвискара сами выясняли отношения.

Король Английский боялся лишний раз остановиться на постоялом дворе. Известно, что владельцы подобных заведений очень внимательны к своим посетителям — иначе дохода не получишь, — а к знатным и уверенным в себе особенно. Не надеясь больше сойти за купца, Ричард рассчитывал, что ему удастся затеряться в более или менее крупном городе вроде Вены. Кроме того, Австрия казалась ему страной более безопасной, чем Священная Римская империя, поскольку обид, нанесенных Леопольду Австрийскому, он не помнил.

Какое это простое дело — забыть обиды, нанесенные другому. И как это трудно — забыть обиду, нанесенную тебе…

Поскольку Леопольд-то не забыл ничего. У него была удивительно хорошая память, обидчивый характером и бдительная, прекрасно вышколенная стража. В Сирии воевал небольшой отряд австрийских солдат под командованием рыцаря Стефана из Ратисборна, который состоял с герцогом Австрийским в близком родстве — был его племянником. А кроме того, вассалом. Когда его люди захватили одну из башен города, он приказал укрепить на ней знамя своего сеньора. Ричард же, не терпевший никакого ущерба своей славе, приказал знамя сорвать.

Нетрудно догадаться, что известие об этом добралось до герцога довольно быстро. В этом поступке короля Английского ратисборнский рыцарь усмотрел удар по собственной чести и своему сеньору эту историю расписал в красках и с ярым негодованием. И, надо отдать ему должное, сумел зажечь в Леопольде Австрийском такие же чувства, какие испытывал сам.

Но обо всем этом Ричард не знал. А вернее, не помнил.

Он скакал по чужой стране, напуганный охотой, открытой на него, редко слезал с седла, едва смыкал глаза ночью и не давал покоя тем, кто его сопровождал. В первый день они съели почти все, что дал им с собой трактирщик, и король разразился негодующими выкриками в адрес мошенника, который взял с него золотой и положил в сверток так мало еды. То, что днем раньше он принял этот сверток с удовольствием, нисколько не повлияло на его дурное настроение.

А раз путники не заглядывали по дороге на постоялые дворы, понятное дело, и есть им было нечего. Слуги, сопровождавшие их, умели готовить только самые простые блюда. Но из чего их готовить, если ни в один трактир нельзя заглянуть за припасами? Кроме того, сам король не давал времени на готовку — он гнал своих людей вперед. Скорее, скорее, на Вену, благословенный богатый город, где в толпах крестьян, ремесленников, купцов и солдат, даст бог, затеряется даже могущественный король Англии!

Он был зол как пес, которого раздразнили кнутом, и от непривычного голода иной раз доходил до исступления. Но через некоторое время стал опасаться срывать дурное настроение на тех, кто его сопровождал, в том числе и на слугах, потому что один из них, которого он, в ярости на свою горькую судьбу, хорошенько поколотил, к утру умер, а второй удрал, опасаясь, что его постигнет та же участь. Остался только один, самый преданный и, кроме того, отлично умевший говорить по-немецки. Его и пальцем нельзя было тронуть, потому как, если он убежит, кто же будет разговаривать с хозяевами трактиров в Вене? С Вильгельмом Этангским тем более приходилось осторожничать — его обороняло графское достоинство и крепкие кулаки.