Между ангелом и бесом - Ирина Боброва

— Кусается! — возмущенно закричал ангел.

— Зато не воняет!

— Ой! — Бенедикт шлепнул себя по одному боку, потом по другому. — Ой-ой-ой! Кусается, говорю!

— Терпя, когда болит душа — телесная боль не чувствуется. Ай, мамочка! — Теперь уже Самсон хлопая себя по коленям я ягодицам. — Это ничего, это хвоя свежая!

Гуча, наблюдавший за этой возней с добродушной улыбкой, рассмеялся:

— Муравейник тоже свежий, клоуны, бегите к

реке!

Закончив наконец-то водные процедуры, Самсон и Бенедикт подсели к костру.

— Ну что, лучше пахнет? — спросил Рыжий принц.

— Лучше, — ответил Гуча. — Пахнет так, будто кто-то под елкой нагадил! — Физиономия ангела вытянулась, он хотел было вскочить, чтобы снова бежать к реке, но черт остановил его и примирительно сказал: — Не напрягайся, запах сам выветрится. Давайте ужинать и спать, утро вечера мудренее. Парфюмеры!

Поели быстро. Уснули тоже быстро. После тяжелого дня сон пришел мгновенно.

Утром Гуча по праву старшего в отряде растолкал молодежь, и компания отправилась дальше.

Пейзаж менялся с невероятной быстротой. Исчезли елки и осинки. Зеленая сочная трава сменилась сухой степью. Солнце, казалось, задалось целью сжечь всю округу, испепелить все живое, все, что движется, колышется, растет.

Вспотевший Самсон едва передвигал ноги. Ему, привыкшему к прохладе предгорий, было непонятно, как можно жить в таком пекле.

— Гуча, — просипел он, — я здесь не женюсь.

— Это еще почему? — спросил тот и удивленно поднял брови, увидев, как вор достает из кармана волшебный платок. Гуча сунул руку в свой карман — пусто.

— Климат не подходит. Мне бы сейчас бочку ледяной воды… — Самсон отер пот со лба и махнул платком в тщетной надежде организовать ветерок.

Одновременно с этим движением и словами в воздухе материализовалась огромная деревянная бочка. Она плавно опустилась вниз, на обессилевшего принца. Вода, надо сказать, действительно ледяная, выплеснулась на ошарашенных спутников неосторожного воришки. Ангел и черт тупо смотрели на подарок платка-самобранки. Гуча попрыгал на одной ноге, вытрясая воду из уха, а Бенедикт вытер лицо ладонями. Под бочкой величиной с хорошую цистерну тихонько лежал Самсон. Лишь слабое шевеление пальцев оставшейся снаружи руки говорило о том, что он еще жив.

— Ну и как его из-под нее достать? — Бенедикт почесал ангельский затылок.

— А надо ли? — вопросом на вопрос ответил Гуча. — Напишем отчет, мол, погиб смертью храбрых. Утонул в пустыне при наводнении. Всплакнем не много — и забудем. Слышишь, отморозок? — Рука Самсона слегка шевельнулась.

— Слышит, жить-то хочется, а когда говоришь, что воровать нехорошо — он сразу глухим прикидывается.

— Да ладно тебе, Гуча, потом нотацию ему прочтешь. Помоги эту громадину с места сдвинуть. Задохнется ведь, бедненький!

— Этот не задохнется, он найдет и где воздуху украсть! — Возмущенный черт налег на шершавый, плохо обтесанный бок бочки и толкнул. Та не двинулась с места. — Зачем так жадничать, попросил бы ведерко — и душ хороший, и не убьет.

— Он не подумал, — вступился за Рыжего ангел.

— Вот и я про это же говорю, подумать бы не мешало! — Гуча присел на корточки и уставился в одну точку. Этой точкой оказался платок, который все еще сжимала посиневшая рука страдальца. Черт с трудом разжал онемевшие пальцы Самсона и вынул из них волшебный предмет.

— Спасибо за воду, — Гуча встряхнул платок, — но нам нужно было поменьше — ведерко, например, а эту громадину забери.

Трехэтажная емкость для воды исчезла, оставив на песке идеально круглый след с распластанным Самсоном посередине. Сердобольный Бенедикт кинулся к другу. Тот слабо пошевелился, шумно втянул воздух, закашлялся и наконец сел.

— Что это было? — просипел он, выплевывая песок.

— Ошибка природы, а вот еще одна, кажется, — ответил Гуча, наблюдая, как тяжелое, опять-таки деревянное ведро опускается на многострадальную голову Самсона.

— Ну и шуточки у тебя. — Ангел укоризненно покачал головой. — А как же заповедь «Не навреди»?

— Вот загнул, ну какое, к черту, у чертей «не навреди»? — пошутил Гуча и сам же рассмеялся своей шутке. — У меня же специализация — мелкие пакости!

— Да ну тебя, — отмахнулся Бенедикт, опять помогая вору подняться.

Самсон открыл глаза, посмотрел мутным взглядом на друзей и спросил:

— Что это было?

— Кара Господня! За воровство, наверное. Вот ты волшебный платок стянул, думал себе присвоить, за это и пострадал! А ну выверни карманы, недоносок!

— Гуча ты что, да как ты мог про меня такое подумать? Да я же за вас жизнь отдам! Да чтоб я…

— Кончай базар! Раздевайся! — грозно приказал черт. — У своих воруешь, как не стыдно?!

— Берите, все берите. — Самсон, шмыгая носом, принялся снимать с себя разноцветные тряпки.

Гуча, не обращая внимания на хныканье, деловито выворачивал карманы, а Бенедикт, онемев от удивления, молча смотрел на растущую кучу украденных вещей.

Что только не выложил черт на раскаленный песок! И перстень отшельника, из-за которого воришка уже один раз пострадал. И две драгоценные бутылки трактирщика Джулиуса. И маленькую книжечку в красном кожаном переплете. И мешочек золота с разбойничьей телеги.

Гора предметов росла, а Гуча продолжал трясти одежду Рыжего, многообещающе поглядывая на красного (не от стыда, а с досады) вора. Он извлек на свет божий небольшую шкатулку с печатью «Приданое принцессы». Шкатулка была зверски взломана, из-под крышки торчали мятые листы бумаги, видимо, это была просто опись.

Бенедикт побледнел и укоризненно взглянул на Самсона. Тот опустил глаза и съежился. Без одежды, скрывающей в себе множество тайников, он оказался довольно тощим парнем. Ангел покачал головой и перевел взгляд на черта.

Гуча тем временем извлек пару подков, одну форменную шапку стражника, пару несвежих носков. Увенчал все эта короной правителя Рубельштадта и отступил назад, полюбоваться.

Бенедикт встал, подошел к ворованным вещам, взял одной рукой носки, а другой — подковы.

— Нет, не понимаю! — упавшим голосом произнес он.

— Чего ты не понимаешь, ангелок?

— Подковы…

— И что? На лету подковы рвет — Самсон у нас такой!

— Ну и рву! Между прочим, лошадка даже не заметила.

— Евдоким Третий, между прочим, не лошадка. — Гуча приторно сладко улыбнулся. — Как ты думаешь, ворюга, он пропажу короны заметил? И когда ты успел?

— Ладно сокровища, ладно деньги! Даже с бутылками все ясно, но лошадь-то зачем обворовал?! Зачем тебе подковы нужны?! — Ангел размахнулся и бросил их к ногам пристыженного вора, после чего сел в сторонке, снял сапоги и сокрушенно вздохнул, разглядывая свежие мозоли на босых ногах. Натянул носки и снова укоризненно посмотрел на Самсона. — Чингачгук Эфроимович, мне кажется, что семнадцать лет назад мы поступили правильно, а сейчас делаем большую ошибку.