Дикая степь - Лев Пучков

— П…болишь — значит, в норме, — высказался Бо. — Был бы ранен, уже ныл бы вовсю.

— Чего бы это я ныл? — неприятно удивился я. — Разве я не могу, как положено по уставу, стойко переносить…

— А ты по жизни нытик, — бесцеремонно оборвал меня Бо. — Чуть что не по-твоему — сразу ныть!

— Злой ты, — обиделся я. — Толстый, противный, злой и… и попадосный. Это из-за тебя мы попали.

— Я в курсе, — согласился Бо, однако в подробности вдаваться не пожелал — обстановка как-то не располагала.

— Конвоиры у нас — чайники, — совсем обнаглел я. — А?

— У них по-русски понимает только старший, — проинформировал меня Бо. — А он впереди едет.

— А команды пресекать болтовню не получили, — подхватил я. — А сами не догадаются. Тормоза!

— Нет, — возразил Бо. — Они просто не такие, как мы. Они думают по-другому… Говори еще.

— Еще? Пожалуйста. Вот тут меня мучает один вопросишко. — Я не стал себя упрашивать дважды. — Скверный такой вопросец, в общем-то, и ненужный, может быть… С тобой, в принципе, все понятно. Нет, по какому поводу — непонятно. Но в целом ясно: хотели — утащили… А меня?

— Да, залепуха. — Бо всегда понимает меня с полуслова-с ним мне не нужно утруждать себя оформлением своих измышлений в удобоупотребимые формы. Достаточно обозначить направление вопроса. — Херня какая-то. Ащас спрошу…

И действительно: обратился к кому-то в пространство на своем языке. Как ни странно, один из конвоиров ответил на все его вопросы вполне миролюбивым тоном — и даже заткнуться не посоветовал. Чудные вы, ребятишки!

— Ну и что там? — с нетерпением поинтересовался я, дождавшись долгой паузы, вполне могущей означать окончание беседы.

— А все — п…дец тебе, — не стал успокаивать меня Бо. — Ты двоих монахов покалечил. Один — при смерти. Если сдохнет, тебя будут судить.

— Чего это мне — п…дец?! — страшно возмутился я. — Ну ни хрена себе! Напали, укололи, похитили… Да замучаются судить! Как только к ментам заявятся — они оттуда уже не выйдут…

— А кто тебе сказал, что они собираются к ментам? — поправил меня Бо. — У них свой суд. Если их человек умрет, они тебя подвергнут суровому испытанию. Правда, я не понял толком — какому именно.

— Прикалываешься? — не поверил я. — Что за испытание?

— Ни хрена я не прикалываюсь! — Бо даже тон повысил — огорчился моим тугодумством. — Ты сам подумай — какое испытание. Я в их обрядах ни хрена не смыслю — это ты у нас спец по всей этой херомути…

Воодушевленный сообщением боевого брата, я принялся лихорадочно ковыряться в кладовых своих познаний по части судебно-наказательных ритуалов тибетского толка и прикидывать на все лады, как мне оных ритуалов избежать.

Бо, несмотря на его кажущуюся монументальность и грубиянство великое, переживал — я чувствовал это по его мрачному сопению. Как же — затащил младшего брата в передрягу. У нас всегда было наоборот: по младости лет я частенько доставлял ему неприятности, а он выкручивался и меня выручал. А сейчас впервые в жизни получилось так, что я попался из-за него. Только вот не знаю, удастся ли выкрутиться…

Вот такая экзотика получилась. И даже через край. А когда через край — сами понимаете, это уже не радует. Этак и захлебнуться недолго.

— Я сам дурак — ты тут ни при чем, — успокоил я Бо. — Ты же меня не брал — я сам навязался. Вот и…

— А я дурак, что взял, — не согласился Бо. — Мог бы не брать. Но ты не ссы, я тебя не брошу. Если что — сдохнем вместе.

— Спасибо, братка! — возрадовался я. — Утешил, урод толстый…

Повисло тягостное молчание. Как всегда бывает в аналогичных ситуациях, в моем организме вовсю заработал синдром запоздалого раскаяния. Затревожился мой избалованный организм — не желал он после долгих лет благоденствия участвовать в каком-то неизвестном испытании с непредсказуемым финалом. Ему бы, организму, после всех этих перипетий в спортзале попотеть, в баньке прожариться, под искусными руками массажистки покряхтеть, за столом весело посидеть. А на десерт — с победным хрустом внедриться с разбегу в недолюбленную плоть степной красавицы. Вот это да, это нам по душе!

Да, по поводу запоздалого раскаяния. Попадая по младости лет в различные пакостные истории, я всегда горько сожалел, что не наделен каким-нибудь экстрасенсорным умением. Ну, хотя бы минимальным даром предвидения. Допустим, лезешь не туда, куда надо, а тебе — хрясть по башке! Не лезь — попадешь! И ты резво разворачиваешься и идешь себе мороженое кушать, благоразумно глядя со стороны на опасность, которой только что избежал.

Увы мне, увы: ничем таким особенным я не обладал. А потому частенько обзаводился разнообразными неприятностями, для благополучного избавления от которых приходилось вертеться подобно ужу на сковородке. Хотя, насколько мне помнится, непосредственно перед началом очередной такой передряги можно было и безо всякого дара с большой уверенностью предположить, что лучше не соваться — огребешь по самое “не могу”…

Нынешнее наше путешествие в Калмыкию с самого начала сулило обрасти определенными проблемами: это было очевидно даже при поверхностном рассмотрении некоторых деталей. И если брать по большому счету, теперешнее наше положение — не что Иное, как следствие моей фатальной настырности, замешенной на нездоровом любопытстве, более присущем юному повесе, нежели солидному мужчине тридцати пяти лет от роду, главе достаточно крупной фирмы.

Бо, калмыцкий парень, как я уже говорил, длительное время жил среди русских и на родине предков бывал достаточно редко — только по случаю каких-нибудь больших торжеств либо столь же немаленьких печальных событий.

— Делать там не хрена. — Вот так он сам объяснял свои редкие визиты к родным пенатам. — Как приедешь без повода, сразу “шестерки” хана в активность впадают. Без повода — значит, по делу. А по какому такому делу? И давай скрестись вокруг да в рот заглядывать…

Да, дорогие мои, — вот так все непросто. Калмыкия — маленькая отдельная страна, а вовсе не субъект, каковым она декларативно числится в нашем федеральном институте. Европейское ханство с азиатским укладом и отчетливо прослеживаемой клановой иерархией, давно потеснившей официальную структуру государственного управления, в наличие и работоспособность которой продолжают радостно верить наши верхние государственные мужи, пребывающие в приятном заблуждении относительно федерального устройства такого рода “субъектов”.

Но это их проблемы — качественно верят они или, напротив, некачественно играют в приятное псевдофедеральное благополучие за особого рода дивиденды. А для нас с вами факт остается фактом: в этом регионе, где сейчас мы с Бо резвимся не по своей воле, все принципы жизнедеятельности основаны на законах правящего клана. Ты можешь быть непревзойденным специалистом в своей сфере и во всех отношениях прекрасным человеком, но, если ты не принадлежишь каким-то боком к правящему клану, извини: тебя непременно выкинут со своего места, а твое место займет “свой” парень. Тот факт, что он непроходимый тупица и никудышный работник, никакой роли не играет — все с лихвой окупает принадлежность к главенствующей социально-семейной группировке. Если не принадлежишь — свободен. На что-либо приличное в пределах региона рассчитывать не приходится.