Живые книги - Мила Иванцова

Гость быстро разобрался с проводами и пультами и усадил меня на диван: «Устраивайся! Посмотрим!»

Что вам сказать?… Все же зашевелились где-то в глубине души обломки прежней жизни, закололи, когда увидела то время, где дети были еще маленькими и я была им так нужна… Казалось, что так будет всегда.

Новогодний праздник у дочки в детсаду — она снежинка, читает стихи…

Сын идет в первый класс, улыбается в камеру — в верхнем ряду не хватает двух зубов…

Пикник в весеннем ботаническом саду, где буяет сирень. Дочь хитрит — соединила ножки двух одуванчиков в одну и хвастается, мол, какая длинная, показывает на камеру. Вдруг нижняя ножка отваливается, все смеются, папа называет ее врушкой, а дочка показывает язык…

Но, против всех ожиданий, от этого просмотра вдруг такое началось! «Ой… Какая ты здесь чудесная!» — зачарованно говорит он.

Я отмахиваюсь, показываю, какие там чудесные дети, едва сдерживаю слезы, а он, представьте себе, сидит, как пришибленный, и не отрывает взгляд от экрана!

«Да ты не понимаешь ничего! Это же супер!»

«Ты что — с ума сошел? — спрашиваю. — Открой глаза! Какая я чудесная там? Словно с креста снятая!

Глаза без блеска, затравленная какая-то, словно мышь в углу! Скольких усилий мне стоило выдавить из себя раба, как сказал классик, а ты…»

Но он не замолкает, только показывает рукой на экран: «Рио-Рита! А это платье! А прическа! Все мы родом оттуда, из тех времен! Женщина-девочка! Или девочка-женщина! Лолита! Ооо… Аж сердце колотится! Дурак твой муж!»

Я сижу ошарашенная и уже не спорю. Особенно о муже. Но… Как же это? У меня и у самой зачастило сердце, и уже не от ностальгии по тем временам, когда еще только набирались обороты достатка, мужчины строили амбициозные планы и ничто не предвещало кризисов и семейных катаклизмов. Пока там, на поляне, две семьи расстелили на траве покрывало, молодые жены достают из сумок немудреные домашние блюда, мужчины ловко нарезают колбасу и ранние огурчики, выкладывают зеленый лук, дети дурачатся рядом на траве, смеются… Но не только от этого сжалось мое сердце.

Пожалуй, впервые в жизни меня охватила ревность. Бессмысленная и необъяснимая ревность! И не к другой женщине, а ко мне прежней!

Вы себе не представляете, что я почувствовала. Мне жутко стало! Да как же это возможно7.! Я — почти с того света… Я себя переделала и перекроила… Стала другой и гордилась этим! Более свободной, независимой, сильной и счастливой, чем та, бывшая! И действительно гордилась этим! Чувствовала себя иной. Женщиной! А не той несчастной, которую можно свернуть в бараний рог и убедить, что сама она пропадет… Да, она была хорошей, тихой, домашней… Матерью всем — и детям, и ему. Я любила ее. Но она — умерла! Я иногда вздыхала по ней и упорно наращивала в себе качества, без которых мне было не выжить. А он вдруг…

Но разве это возможно? Ведь мы встретились с ним, когда я уже была иной, битой жизнью, а не такой наивной, как на этом домашнем видео. И он же влюбился тогда в меня теперешнюю! Или полу-теперешнюю. Может, еще улавливал аромат той Лолиты? Но он же сам помог мне стать иной! И что мне теперь было делать, когда мой собственный фантом перетягивал к себе мужчину, который… Ладно бы — другая женщина, но это было похоже на какой-то голливудский фильм…

— И что вы?… — не сдержала удивления Амалия.

Людмила положила в рот кусочек пирожного, отпила кофе, не глядя на Амалию. Помолчала. Проглотила еще кусочек «сладкого греха» и снова запила, потом интригующе улыбнулась.

— Я? Я тихо встала с дивана… Он меня даже не удерживал, так был пленен картинками, которые дрожали и двигались на экране. Отправилась на кухню, выпила рюмку коньяка за упокой меня бывшей, потом тихо прошла в коридор, где у входной двери в простенке висел электрический счетчик, и осторожно опустила вниз оба тумблерка.

— Ух ты! — улыбнулась Амалия.

— А то!

— А он что же?

— Стал кричать мне, мол, что-то случилось… Я по темному коридору вернулась на кухню, зажгла свечи, налила еще коньяка, теперь обоим, нарезала лимончик и немного колбаски… И все закончилось очень хорошо. Вполне лирично, романтично и полюбовно.

— Какая вы хитрая! — даже всплеснула ладонями Амалия. — Экспромт при свечах организовали!

— Да вот так. Как вынужденную меру. А потом мы уснули. Ну… не сразу, вы понимаете… Хотя ночью мне все чудилось то ретро-кино, я крутилась и думала о неожиданно пережитом, о себе-той и себе-сегодняшней, о человеческих отношениях, о бывшем муже. И об этом мистере Икс тоже… Который тоже приложил свои усилия к моей трансформации. Хоть и не был моим мужем. Собственно, вообще был мужем не моим. И остается по сей день.

От последних слов глаз Амалии дернулся и вся услышанная история вдруг перевернулась с ног на голову. Она поймала на себе внимательный взгляд рассказчицы и уставилась взглядом в свою пустую чашку.

— Ааа… Вижу, вы еще верите, что женщина в своей жизни играет только одну роль. Или хорошую, или плохую. Верите в черно-белую жизнь? Как в шахматах? Ну-ну… Извините, если задела за больное. Но вы сами меня выбрали. Вы хотели почитать чужие истории о мужчинах и женщинах. — Людмила открыла сумочку, достала зеркальце, подкрасила помадой губы, еще раз взглянула на Амалию, которая, казалось, прокручивала в голове ее рассказ с самого начала, пытаясь по-новому расставить фигуры на доске. — Спасибо за кофе. И за «Наполеон». Когда-то и у меня чудесно получался. Для большой семьи на большие праздники. Всего наилучшего!

Она поднялась и направилась к лестнице.

— Спасибо вам! — негромко сказала вслед Амалия, вздохнула и осталась неподвижно разглядывать пустую посуду на столике.

Артур действительно положил на ее счет десять тысяч долларов. Как обещал. Он вообще выполнил все свои обещания. Все пункты плана, который сам и составил, когда решил изменить свою жизнь, начать ее сначала. С другой. Правда, начало это было не сравнимо с их давнишним общим «низким стартом». А еще — его начало вполне могло означать ее конец. Несмотря на купленную квартиру и десять тысяч.

Это был стресс такой силы и неожиданности, что она просто не могла осознать случившегося. Не находила нужных слов, почти не задавала вопросов, поняла, что проиграла, еще и не начав игру. Что кем бы ни была та, другая, ее беременность уже подходила к концу и была козырем из всех козырей, против которого у Амалии не было ничего столь же весомого. Ведь за шестнадцать лет супружеской жизни она ни разу не смогла сообщить мужу такой радостной вести. Не сложилось. Не суждено было. Не получилось.

А когда примерно год назад она осторожно заговорила об усыновлении, Артур как-то слишком быстро свернул тему. Со второй попыткой получилось так же, и женщина решила, что надо дать ему время привыкнуть к этой мысли. Она украдкой читала в Интернете тематические форумы, размышляла, каким путем лучше пойти, чтобы и быстрее, и меньше бюрократии, чтобы их мальчик (а она хотела именно мальчика, даже не столько для себя, сколько для мужа) с наименьшими потерями выскользнул из той ужасной системы и зажил счастливо в их большой современной квартире в центре города… У мужа на это были деньги, а у нее — желание заполнить их жизнь тем, что объединит их совсем другим содержанием и смыслом. Она словно играла сама с собой в эту игру, рассматривая новым взглядом их жилище, представляя, как оно изменится с появлением ребенка. Жалела, что не решилась на это раньше — сколько времени было потеряно… Но озвучивать свои мечты пока больше не решалась.