Лед под кожей - Вилма Кадлечкова

Камёлё еще в ту ночь чуть не поддалась первому импульсу бросить серебристый холод в ближайший канал. Но он был слишком ценным и слишком опасным, чтобы оставлять его где-то без надзора. Говоря прямо… она сама не была полностью уверена, что справится. Это ментальное оружие: оно могло убить кого угодно, но на самом деле представляло куда бо́льшую опасность для глееваринов, чем для людей без психотронных способностей. В некотором роде оно имело собственную волю и легко могло обратиться против Камёлё – как бойцовая собака, которая нападет на своего хозяина при первом проявлении слабости.

Однако, с другой стороны… иметь такого пса в своем распоряжении не так плохо, если умеешь его контролировать.

Камёлё натянула через голову синюю герданскую блузку. Браслет исчез под широкими рукавами. Джерри тоже собрал свои вещи и ушел в ванную. Камёлё слышала, как за дверью он насвистывает и включает душ – в отличие от нее, у него было много поводов для радости. Глеевари слезла с кровати и подняла с пола ремень.

На нем висел ее нетлог: как якобы верующая ӧссеанка она не обязана была иметь чип под кожей, потому носила его на поясе как декоративную пряжку. Для глееварина лучше, когда металл не утяжеляет руки. Четверть часа назад нетлог запищал, но в тот момент она не могла к нему подойти. Камёлё села в кресло у окна, подальше от разворошенной кровати, и открыла дисплей.

Пропущенный звонок.

С Ӧссе?!.

Она понятия не имела, что и кому на Ӧссе может быть от нее нужно. Но одно было точно: этому кому-то пришлось соблюсти все условности в одном из храмов Далекозерцания. Это стоило ему серьезных усилий, поэтому он так просто не сдастся. И позвонит снова.

Камёлё надела ремень, нацарапала Джерри записку и вылетела из квартиры. В чем бы ни было дело, не стоит с этим разбираться здесь. Джеральд относился к своим обязанностям медианта чрезвычайно серьезно. Ей с трудом удалось уговорить его убрать упоминания о ней из статьи о магазинчике Ёлтаӱл. Хоть он и не владеет ӧссеином, знаки на одеждах ӧссенских сановников узнáет без труда – так что, если позвонит кто-то из официального учреждения, а Джеральд увидит его на телестене, он тут же потребует информации.

Камёлё нашла лавочку в пустом парке и тут же подтвердила, что готова к звонкам. Всего через десять секунд ей позвонил ӧссеанин.

Она смотрела на его лицо, не веря своим глазам.

Не веря глазам.

Незаметно, но как можно осторожнее она стянула левый рукав ниже, чтобы верховный жрец Парлӱксӧэль не увидел ни блика серебристого холода.

* * *

П

арлӱксӧэль. Этот мерзавец!

Камёлё вне себя от ярости летит по ступеням, а затем по коридору, проложенному в скале.

– Стойте, дураки проклятые! А ну верните! – визжит она изо всех сил.

В Скӱтё полно таких коридоров и извилистых улочек, сдавленных домами, покрытых сверху балками и мицелиальным брезентом для защиты от солнца. Это город узких проходов и скрытых закутков, закрытых двориков и плоских крыш; место, созданное специально для тайных планов и погонь взрослых и детей. Если говорить о взрослых, их часто интересует чья-то смерть. Дети в смерть обычно лишь играют. У каждого их поколения есть свои тропинки и укрытия, свои тайные норы на чужих территориях и в неприступных дворах. Те трое противных парнишек как раз исчезли в одном таком укрытии.

Камёлё осматривается и шмыгает носом. Она на пустой улочке, куда мало кто забредает. Вблизи видно только тележку продавца рыбы и пять закрытых дверей. Куда они могли убежать? И вообще, вот нужно им было взять именно ее зеркальце? Она знает лишь одного из всех троих. Того, самого противного, что постоянно ее провоцирует, – сыночка пертӱнского аббата Парлӱксӧэля. На него нет смысла жаловаться, ведь ему все равно никогда ничего не будет. Но почему они забрали ее зеркальце? Ведь она им ничего не сделала!

– Малявка, малявка!

Камёлё запрокидывает голову. Теперь она видит всех троих: каждый сидит на своей балке над улицей и гримасничает. Парлӱксӧэль-младший отодвигает брезент над головой, чтобы пустить внутрь солнце. Ловит Камёлё в трёигрӱ, так, слегка, и вдруг пускает ей зеркальцем солнечного зайчика в глаза.

– А ты забери!

Камёлё кричит и закрывает лицо руками. Ее уши скручиваются от боли и беспомощного гнева.

– Это вы пойдете за мной, а не я за вами! Вы принесете мне зеркальце! – визжит она.

Она представляет, как притягивает их к себе светящейся нитью. Всех. И вдруг она ясно ВИДИТ эту раскаленную нить, хотя ее ослепленные глаза все еще закрыты. Она чувствует что-то вроде страха, но гнев намного, намного сильнее. Камёлё обматывает мальчишек петлей, ловко хватает каждого вокруг пояса. Одного за другим. Затягивает. Вот так. Яростно. Мысленно.

Они взвизгивают. Сидя там наверху, они вдруг все разом теряют равновесие. Машут руками и пытаются схватиться за балки. Зеркальце падает и разбивается о камни. Камёлё всхлипывает и бежит к нему, но на этом все не заканчивается. Мальчишки над ее головой кричат, мечутся и внезапно один за другим тоже падают. Парлӱксӧэль ловко отскакивает и встает на ноги. Другой катается по земле, держится за колено и тихо скулит. Третий, что был дальше всех, описал в воздухе причудливую дугу и запутался в тросах, скрепляющих всю мицелиальную крышу. Камёлё с ужасом смотрит, как он машет руками, будто пытается доплыть по воздуху прямо к ней. Его голова застряла в сети, висящей прямо под крышей и служащей для подвешивания уличных амулетов. «Рё Аккӱтликс, пусть быстрее вытащит голову! – ужасается Камёлё. – Он ведь задохнется!»

Она испуганно отступает, а мальчишка все продолжает барахтаться, таращить глаза, протягивать руки… Вместо того, чтобы быстро схватиться за сеть и просто слезть по ней вниз, он просовывает голову все глубже и глубже, и веревки врезаются в его шею, лицо краснеет, ноздри раздуваются, а потом… соскальзывает нога, которая давала ему опору, – мальчик покачивается и вдруг слабо повисает в сети, его шея странно искривлена, а трёигрӱ полностью исчезает из его глаз. Глаза его теперь похожи на оранжевые куски стекла.

– Ты что натворила, малявка тупая, ты что сделала?! – тараторит Парлӱксӧэль, и его уши судорожно трясутся.

– Отстаньте от меня! Это не я! – визжит Камёлё.

Она отступает. Парлӱксӧэль вздрагивает и шагает к ней… а затем поднимается и второй, со сломанной ногой, и тащится за ними… нетвердо, с резкими криками боли при каждом шаге.

– Перестань! Замолчи! – кричит на него Камёлё с невменяемым ужасом, и он с того момента действительно даже не пискнет.

Тихо хромает за ними, вспотевший, с лицом, искривленным будто смятая бумага, и его нога сгибается под неестественным углом, а сквозь штаны сочится кровь. Камёлё пятится все быстрее, и оба мальчика идут за ней на точно отмеренном расстоянии и точно с такой же скоростью, два недобровольных преследователя, два спутника… но она все еще не понимает – в конце концов, ей всего семь лет. Поэтому она просто отворачивается и в панике пускается наутек в надежде, что так от них избавится.