Тайный дневник да Винчи - Анхель Гутьеррес

Но факт оставался фактом: двум юным созданиям грозила смертельная опасность. Все-таки Леонардо прожил на свете уже более пятидесяти лет, и в его сердце страх смерти ослабевал год от года. Так или иначе, рано или поздно, смерть настигает каждого. Юношеские мечты творить чудеса, создавать вещи изумительные и прекрасные в основном осуществились. Несмотря на многочисленные трудности и невзгоды, он не смел жаловаться на свою жизнь. Сначала маэстро прошел тяжелый путь от веры к атеизму, а затем приблизился к агностицизму, познав истину: сущность гипотетического Бога недоступна человеческому разуму. Теперь Леонардо превратился в критически настроенного верующего: душой он соглашался — Бог должен существовать, но разум вступал с духом в противоречие.

Сандро Боттичелли вторично попросил Леонардо еще раз приехать в Пизу. Леонардо решительно не понимал, почему его друга так тянет туда. Сандро вынудил его ввязаться в эту авантюру, прислав тогда свое первое письмо. И вот теперь, когда времени оставалось в обрез, снова звал в Пизу. Впрочем, Леонардо подозревал, о чем пойдет речь. И он не ошибся. Сандро желал показать ему документы Приората, условно названные Святым Граалем. Так что Святой Грааль оказался не чашей. Вернее, чашей в метафорическом смысле: в ней была собрана кровь Христова, передававшаяся из поколения в поколение его потомками. В документах во всем царственном величии представало пышное генеалогическое древо как главное свидетельство для грядущих поколений, когда Грааль откроет свою истинную суть и наследники крови Христа наконец взойдут на царство в новом мире справедливости и благоденствия.

Боттичелли посвятил Леонардо в тайну тайн: показал ключ к зашифрованным документам — видоизмененный квадрат Полибия. Система состояла в следующем: вдоль сторон таблицы, по горизонтали и вертикали, обозначая каждый столбец и строку, записывали буквы; ячейки квадрата также заполнялись алфавитом. Таким образом, каждой букве в таблице соответствовала определенная комбинация двух букв, являвшаяся точными координатами соответствующей ячейки. Увы! Подозрения Леонардо насчет того, какие документы он расшифровал для Чезаре Борджиа, подтвердились. Он вспомнил весьма оригинальную систему шифра — хитроумно обновленный квадрат древнегреческого историка Полибия. Сомнений больше не оставалось: он поспособствовал злодею в достижении бесчестных целей.

Но искупление всегда возможно для тех, кто желает очистить душу от греха. Леонардо укрепился в решимости спасти молодых людей, захваченных Борджиа. Документы Приората, возможно, являлись подделкой, фальшивой реликвией древности. Некогда она имела власть будоражить разум и пробуждать глубокие чувства, но ныне превратилась в окаменелое ископаемое, не сохранившее ни единой частицы первоначальной материи — ничего, кроме формы. Могли Сандро доказать обратное? Нет, не мог, считал Леонардо.

Он ошибался. От начала и до конца.

По мере того как Леонардо знакомился с основными документами, подобранными Боттичелли (по его уверениям, весь архив не поместился бы и на десяти телегах), по мере того как проникал в суть написанного, ему пришлось признать истину. Нет, ее невозможно было прочитать глазами или постичь логикой разума. Документы не сводились к словам, начертанным чернилами на бумаге или пергаменте. Благочестивому человеку они открывали больше: истинный смысл пронзал сознание, как стрела сердце. Все вдруг обретало ясность. Строки словно источали незримый свет, легким касанием пробуждавший совесть, волновавший душу, обострявший чувства и просветлявший разум. На человека снисходило откровение, и напряженные размышления становились лишними.

Леонардо поверил.

— Принимаешь ли ты теперь судьбу, предопределенную роковым стечением обстоятельств? Согласен ли ты со своим предназначением, дорогой Леонардо? — спросил Боттичелли со слезами на глазах.

— Да, мой добрый друг. Теперь я понимаю все. Кто я такой, чтобы отрицать очевидное. Да сбудется воля того, чья рука зажгла светоч истины.

— Воля Божья, Леонардо, воля Божья…

С того дня, проведенного в Пизе, Леонардо да Винчи почувствовал себя преображенным человеком. Его душа будто воспарила, и одновременно ответственность легла на нее тяжким бременем. Важностью их миссия затмевала все остальное, чем он до сих пор занимался. Многое теперь казалось несущественным. Вещи, явления, понятия — все обретало иные, новые оттенки и звучание. Истинную ценность, так как существовало благо, за которое нужно бороться. Страх — далеко не главное на этом свете. Мир преисполнен смысла, и каждый его элемент занимает свое место в системе ценностей. Добро было добром, а зло — злом в своем абсолютном значении, а не относительном. Всевидящему оку открыты тайные помыслы и побуждения. Праведный человек верен Христу. Овцы, покинувшие стадо, должны вернуться обратно. Никто не будет осужден, но чтобы с честью выдержать испытание, стоило рискнуть жизнью.

Рим, 1503 год

Понтификат Пия III не продлился и месяца, папа скончался через три недели после избрания. В 1492 году, будучи кардиналом, он отказался продать свой голос, когда подкупленный конклав отдал папскую тиару Борджиа. А затем он отверг предложение дружбы со стороны Чезаре. Тем не менее преемник Александра VI относился к Чезаре с меньшей враждебностью, чем тот, кто ныне претендовал на папский престол — Джулиано делла Ровере. Кардинал яростно ненавидел Борджиа и не мог дождаться часа, когда конклав наделит его святейшим саном, который должно давать лишь по наущению Божьему, но которым люди в пылу интриг и страстей распоряжаются по своему усмотрению.

Во время перерыва в заседании конклава делла Ровере прогуливался по красивейшим садам Ватикана, примыкавшим к Сикстинской капелле, где происходило голосование. Компанию кандидату составлял его доверенный приближенный, австрийский священник Вильгельм де Грот.

— Насколько мне известно, этот ублюдок что-то замышляет, — сказал делла Ровере, подразумевая Чезаре Борджиа.

— Что он может замышлять, монсеньор? Его звезда закатилась.

— Нельзя недооценивать такого человека, как он. Его звезда закатится только тогда, когда он будет мертв и похоронен… Хоть бы это скоро случилось. А я не пожалею усилий.

Ужасные слова служителя церкви контрастировали с веселой трелью полевой пташки, устроившейся в этот момент на ветке и наслаждавшейся последними лучами вечернего солнца, заливавшими сад. Воинственный делла Ровере и его помощник предпочитали тень. Пий III провозгласил себя «папой-миротворцем», делла Ровере всегда шел напролом.

— Борджиа, Борджиа, Борджиа! Гнусное имя не дает мне покоя. Но долго так продолжаться не может. Вернемся в капеллу. Скоро начнется новое голосование, и мне придется часами созерцать голые потолки. Господи, дай мне силы! И даруй мне престол святого Петра!

Его слова, сказанные сквозь зубы, свирепое движение и занесенный кулак вспугнули пичужку, улетевшую далеко от этого места, туда, где коварные люди не могли причинить ей зла, а зерна на тучных полях давали пищу.

Жизор, 2004 год