Чужой ребенок - Маша Трауб

– У него идет носом кровь иногда, ты же знаешь.

– Она меня ударила, до крови, – сказал Илья и всхлипнул.

– Это правда? – спросил Игорь.

– Я дала ему подзатыльник, потому что он мне нахамил. Носом он сам стукнулся. Случайно.

– Пойдем на кухню, – сказал Игорь Ларисе. – Илья, иди умойся.

Илья прошел, шмыгая носом.

– Зачем ты так? – не выдержала Лариса и схватила мальчика за руку. – Ты же специально. Скажи отцу правду.

– Не трогай его, – сказал Игорь.

На кухне Игорь сел за стол. Лариса, чтобы занять руки, достала чашку, налила заварки, поставила чайник.

– Как ты посмела? – начал Игорь. – Он же ребенок.

– Это не значит, что он может так себя вести. Я его не била, – оправдывалась Лариса, – клянусь. Да, подзатыльник отвесила, но ты сам посмотри. Вот, тарелка как стояла грязная, так и стоит. Я же не могу без конца за ним бегать и убирать. У меня тоже нет сил.

– Илья не твой ребенок. Ты ему никто. Даже я его пальцем не тронул ни разу.

– Вот и напрасно. Вырос хамом и бездельником.

– Он мой сын. Если ты хочешь жить со мной, тебе придется жить с ним.

– Плясать под его дудку? А тебе не кажется, что он пользуется твоим комплексом – ты бросил его мать, живешь с другой женщиной, чувствуешь себя виноватым… Он же не идиот. Вертит тобой как хочет. А ты даже не замечаешь.

– Я не буду выбирать – ты или он. И не заставляй меня делать такой выбор. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я говорю.

– Я готовлю, стираю, занимаюсь им, хотя не должна – я ему не мать. – Лариса заплакала. – Я должна воспитывать своих детей, а не чужих, понимаешь? Своих. Почему ты не устраиваешь скандал Инне? Она, между прочим, сделала выбор – ребенок или мужчина. На Илью она плевать хотела. Лишь бы он ей не мешал. А мне ты ни разу спасибо не сказал. И она звонит, только чтобы гадость сказать какую-нибудь. Илья же видит, как ты ко мне относишься. Как Инна ко мне относится. Конечно, он меня ни во что не ставит.

– Прекрати.

– Даже сейчас… Если бы ты встал на мою сторону… А ты… Он же теперь просто издеваться надо мной будет.

Игорь встал и вышел из кухни.

Лариса сидела над чашкой – чай так и не налила. Она ничего не понимала. Зачем ей все это надо? Почему это терпит?

Зазвонил телефон. «Она», – подумала Лариса.

– Да нет, все нормально, – говорил по телефону Игорь, – что ты от меня хочешь? Это моя жизнь, не лезь. Нет, я с ней поговорил. Нет, все будет нормально. Нормально, я сказал.

– Он что, уже успел доложить матери? – спросила Лариса, когда Игорь положил трубку.

– А кому ему еще докладывать? – рявкнул Игорь.

– И что она сказала? – спросила Лариса.

– А что бы ты сказала на ее месте?

Игорь задал запрещенный вопрос. Лариса очень хотела оказаться на месте Инны – иметь ребенка, быть матерью, говорить, что у нее есть сын. И Игорь это знал. Ударил по больному. И не важно – специально или нет.

Следующие два дня все сохраняли «вооруженный нейтралитет». Молчали и делали вид, что все идет как прежде.

– Зачем ты это сделал? – спросила, не выдержав, Лариса. Игорь был на работе, Илья сидел в комнате и листал журнал. Она зашла к нему сказать, что пора спать.

Илья молчал.

– Я задала тебе вопрос. Зачем ты это сделал? – повторила она.

– Затем, – буркнул Илья.

– Зачем затем? Тебе нравится меня унижать? Чего ты добиваешься? – не отступала она.

– Я хочу, чтобы никого не было, – вдруг закричал Илья. Лариса не ожидала такой реакции. Мальчика трясло. Опять пошла носом кровь. Он вытирал лицо рукавом рубашки. – Я хочу, чтобы тебя не было. Чтобы никого не было. Ты во всем виновата. Я хочу, чтобы ты умерла. И папа умер. А я бы жил один. Здесь. Тебе понятно?

– Успокойся, перестань. – Лариса на этот раз испугалась и пыталась вытереть кровь салфеткой. Илья отбивался. – Я люблю твоего папу и тебя люблю. Я не сержусь. Успокойся. Давай поговорим, хочешь?

– Я ничего не хочу. Отстань. Все отстаньте от меня. Я вас ненавижу. Вы все врете. Говорите одно, а делаете другое.

– Думай, что говоришь. Как у тебя язык поворачивается…

– Уходи отсюда! Это моя квартира. Понятно? Уходи отсюда!

– Это квартира твоего отца, и только он может решать, уйти мне или нет.

– Это моя квартира! Я тут раньше тебя жил! Вы все одинаковые, все! – продолжал кричать Илья. – Ты только притворяешься доброй, чтобы папа тебе поверил. Если бы меня не было, все были бы довольны. И ты, и мама, и папа. Уходи!

– Ладно, я уйду. Но ты не прав. Слышишь?

– Уйди, а то я скажу папе, что ты меня опять ударила.

Лариса вышла. Ее тоже трясло не меньше Ильи. Ей было себя жалко. Она делала все, что могла. Старалась. У них были хорошие дни – когда они с Илюшей выбирали подарок в магазине и смеялись. Когда вместе катались на горке. Когда она объясняла ему правила по русскому, и он понимал. Когда стригла ему ногти. Когда сушила феном волосы. Иногда, очень редко, но оттого очень пронзительно, Илюша обнимал ее одной рукой за шею. Она читала ему или следила, как он решает пример. Он писал правой, а левой держал ее. Как будто боялся, что она уйдет. Лариса боялась пошевелиться и спугнуть этот момент.

На улице ее никогда не принимали за маму. За старшую сестру. У них и вправду была не очень большая разница в возрасте. Они могли бы стать друзьями. Через несколько лет. Он мог бы обсуждать с ней своих девушек. Сказать ей то, что не смог бы сказать папе или маме. Потому что они – родители, а она – подруга. И она бы ему что-нибудь посоветовала. Не как родительница, а как подруга. Так бывает. Лариса знала, что так бывает. Но, видимо, у других. Не у нее.

У Инны появился постоянный мужчина, и Илья опять перешел в режим субботы-воскресенья.

– А мама с кем живет? – спросила как-то у него Лариса.

– С шофером, – брезгливо ответил Илья.

Шофер поселился в квартире Инны, и ее звонки Игорю стали редкими и короткими. Как правило, все сводилось к одному вопросу: «Когда придет домой Илья?» – и просьбе: «Пусть позвонит, когда будет выезжать».

Лариса опять завела с Игорем разговор о ребенке.

– Нет, не сейчас, – сказал он.

– А когда?

– Не сейчас. Не знаю.

– Почему?

– Потому что родится ребенок, мы разведемся, и он окажется в положении Ильи. Ты этого хочешь?

– А почему ты решил, что мы разведемся?

– Но мы же даже не женаты.

– Ты понял, что я имею в виду.

Расписались они еще через четыре года.