Группа специального назначения - Александр Тамоников

— Хорошо, Павел Егорович, я пойду, не буду вам докучать. — Женщина вздохнула. — У вас и без меня много дел…

— Хотите, я вас отвезу? — неуверенно предложил Малютин. — Или Акулов отвезет. Уже вечер, скоро стемнеет…

— Не надо беспокоиться, Павел Егорович, я сама доеду на автобусе, здесь неподалеку останавливается мой маршрут. Ведь добралась же сюда сама…

— Могу я отвезти, — негромко предложил Максим.

— Да, конечно, — встрепенулся Малютин. — Это отличное предложение. Товарищ Шелестов вас отвезет. Не стоит вечером одной ходить по городу. Эти автобусы ходят в час по чайной ложке. Действуйте, Максим Андреевич, а потом доложите, что довели Ингу Александровну до квартиры.

Женщина равнодушно пожала плечами. Ей было безразлично, с кем и на чем.

Дорога заняла не больше пятнадцати минут. Машина с горкомовскими номерами уверенно ехала по городским кварталам. Движение к вечеру спало. Прохожие тоже попадались нечасто. Завершили работу предприятия и магазины. В центре работали несколько ресторанов, в сквере гуляла шумная компания.

Инга молчала, ежилась, теребила застежку сумочки. Максим иногда поглядывал на нее, но не решался завести беседу. Подъехав к нужному дому на улице Фрунзе, он сбросил скорость, въехал во двор, окруженный платанами.

— Вы знаете, где я живу? — насторожилась Инга.

— Знаю дом, — отозвался Максим. — Павел Егорович показывал. Номер квартиры не знаю.

— 24-я, на втором этаже, это последний подъезд…

Он съехал с дорожки, поставил громоздкую машину под кустами. В доме обитали представители советской и партийной «аристократии» — здесь стояли пара «эмок», поблескивающий свежей краской «ГАЗ-61».

— Спасибо, Михаил Алексеевич… — вздохнула женщина. — Дальше я сама дойду.

— Максим Андреевич, — поправил Шелестов. — Впрочем, это не важно. Я обязан довести вас до квартиры, это приказ Павла Егоровича.

— Как вам будет угодно. — Она пожала плечами и стала выбираться из машины.

Он придержал тяжелую дверь подъезда, пропуская женщину. Свет в подъезде не горел, она нащупывала ступени. Максим терпеливо ждал, не зная, должен ли он ей помочь. В подъезде было глухо и гулко, с улицы едва просачивался вечерний свет. Женщина возилась с ключами, у нее дрожали руки. Дверь отворилась, из квартиры пахнуло воском, словно там жгли свечи. Зажегся свет в прихожей.

— Вот я и дома, спасибо, Максим Андреевич… — Она поколебалась. — Не хотите войти?

— Разве что воды испить, — улыбнулся он, — а то в горле пересохло. Не волнуйтесь, я на минутку.

Он переступил порог, задержался на коврике. Женщина, сутулясь, блуждала по просторной квартире, включала свет. Загорелась люстра, пара настенных светильников. Очертились двери в комнаты, их было не меньше трех, осветился проход на кухню. Там тоже загорелся свет, звякнул стакан — она наливала воду. Потом вышла со стаканом, протянула его Максиму.

— Не могу без света, — объяснила женщина, — страшно становится. Даже по ночам не выключаю. — Она ежилась, отводила глаза. — Вчера ночью от шума проснулась, на кухню захожу, а там мыши — страшные, не боятся ничего. Я чуть от страха не умерла… Ладно, дело житейское. — Она махнула рукой, пошутила с натугой: — Говорят, мыши — признак достатка…

Шелестов выпил, поблагодарил.

— Вы совсем одна?

Женщина вздохнула:

— Одна.

— Понятно… У вас продукты есть?

— Да, спасибо, все есть. Крупы, растительное масло, сухари… — Она печально улыбнулась. — Насушила пару недель назад, чтобы хлеб не портился, а Николай даже взять с собой не смог…

— Вы не работаете?

— Сейчас нет… Я окончила текстильный факультет Иваново-Вознесенского политехнического института, это было в 1925 году. Очень рано вышла замуж. Николая постоянно переводили — то в Хакасию, то на Украину, то в Западно-Сибирский край, у меня нигде не получалось работать больше двух лет. К тому же неустроенный быт. В конце 1939-го приехали сюда. Николаю выделили эти хоромы, думали наконец-то заживем нормальной жизнью… — Глаза женщины наполнились слезами.

— Муж никогда не говорил с вами о работе? — рискнул спросить Максим. Женщина сделала недоуменное лицо, задумалась. — Особенно в последнее время, — добавил Максим.

— Знаете, нет… Ни в последнее, ни до того… Я видела, как он устает, спина у него болела. Мог за ужином пропустить стопку-другую, но никогда не позволял себе лишнего… Он ограждал меня от своей работы, понимаете? Берег, чтобы я ни о чем не знала. Я иногда спрашивала, а он словно каменную стену воздвигал, переводил разговор на другую тему. Иногда оцепенение на него накатывало, сидел неподвижно, будто витал где-то…

— Инга Александровна, спасибо за воду, мне надо идти.

Она немного оживилась, но когда он уходил, снова поникла, потускнели глаза.

Когда он вышел из подъезда и направился к машине, неожиданно — как головой о футбольную штангу — свет фонаря в глаза:

— Не спешите, гражданин, предъявите документы!

Силуэты в фуражках с карабинами, повязки на рукавах. Максим ничем не выдал своего испуга. Нахмурился, стараясь не щуриться. Глупо устраивать потасовку — место неподходящее, к тому же их было двое, а третий грамотно держал дистанцию и скинуть карабин с плеча мог стремительно.

— В чем дело? — проворчал Максим. — Я работаю в горкоме партии, выполняю поручения первого секретаря Малютина… — Рука медленно потянулась во внутренний карман пиджака за документами.

— Хорошо. Стойте спокойно, — документы у него отобрали, старший наряда начал при свете фонаря вчитываться. Замешкался: очевидно, не каждый день приходилось сталкиваться с подобными бумагами. Поколебавшись, вернул их Максиму, посмотрел в лицо. Шелестов мысленно чертыхнулся — надо же, подфартило.

— Этого мало, сержант? Справку о смерти показать?

Второй боец приглушенно хихикнул. Первый издал что-то невнятное, осветил номер стоящей неподалеку машины.

— Это ваша машина?

— Это государственная машина, — поправил Шелестов. — Находится на балансе горкома, во временном распоряжении первого секретаря, поручения которого я выполняю. Еще вопросы, товарищи? Прошу простить, у меня мало времени.

— Хорошо, все в порядке. — Сержант козырнул.

Утро выдалось пасмурным. Небо бороздили свинцовые тучи. Но дождя не было, причем уже давно. Земля пересохла, местами потрескалась. Ветер набегал порывами, гнул ветки кустарника. Но было тепло, даже жарко.

Офицеры особой группы вышли из машины и настороженно огляделись. Шансы угодить в засаду, подобно людям Берзина, сохранялись. К хутору Гремячему добирались окольными путями, несколько раз проверялись, но никого не встретили. Заранее прилежно проштудировали милицейские отчеты, местность представляли. До реки, где проходила граница, отсюда было метров триста.