Прощай, детка, прощай - Деннис Лихэйн

Зачем кому-то понадобилось похищать Аманду Маккриди?

Этого я не знал. Понятия не имел.

Почему кто-то — один или целая компания — хочет изнасиловать женщину?

Этого я не понимал.

Я посидел некоторое время с закрытыми глазами, пытаясь мысленным взором увидеть Аманду Маккриди, вызвать в себе чувство, которое подсказало бы, жива она или нет. Но закрытые глаза видели только темноту.

Я допил пиво и заглянул в комнату.

Посреди кровати, лежа на животе, спала Энджи, вытянув одну руку на подушку на моей половине, а другую сжав в кулак у горла. Мне захотелось прилечь к ней и не выпускать из объятий, пока у меня в голове не перестанет проигрываться случившееся сегодня в «Филмо», пока окружающий мир и все отвратительное, что в нем есть, не выйдет из нас и не унесется ночным ветром из наших жизней.

Долго стоял я в дверях и, лелея глупые надежды, смотрел на спящую Энджи.

После ухода от Фила и до того, как мы стали любовниками, Энджи встречалась с продюсером из ТНТНА — кабельной новостной телесети Новой Англии. Я его однажды видел, и особого впечатления он на меня не произвел. Помню только, что поразил меня тонким вкусом в выборе галстуков. И еще злоупотреблял лосьоном после бриться. И муссом. И к тому же с Энджи встречался. Поэтому шансов поладить с ним, играя поздно вечером в Нинтендо и потом в субботний софтбол, с самого начала было немного.

Этот продюсер, правда, в дальнейшем оказался нам полезен, поскольку Энджи время от времени при необходимости одалживала через него на телевидении кассеты с записями местных новостей. Меня всегда поражало, как это у нее получается — поддерживать отношения, даже дружеские, и принимать одолжения от парня, которого два года назад она отшила. Я бы считал себя счастливчиком, если бы удалось договориться с бывшей подружкой о том, чтобы можно забрать у нее мой тостер. Возможно, мне следует поработать над технической стороной разрыва отношений с женщинами.

На следующее утро, пока Энджи принимала душ, я спустился вниз к почтальону и расписался за посылку от Джоэла Калзада из ТНТНА. У нас в городе восемь каналов, которые передают новости: филиалы крупных телесетей, четвертый, пятый, седьмой, ТНТНА и частный независимый на самой большой частоте принимаемого диапазона. Из этих восьми все выходят с выпусками новостей в полдень и в восемнадцать часов, три — в семнадцать, два — в семнадцать тридцать, четыре — в двадцать два и четыре заканчивают работу последними известиями в двадцать три. Вещание начинается в разное время, но не ранее пяти утра, и каждый канал по нескольку раз в течение дня дает в эфир минутный выпуск последних событий.

Джоэл по просьбе Энджи доставал нам с каждого канала записи новостей, в которых упоминалась Аманда, начиная с вечера ее исчезновения. Как ему это удавалось, не спрашивайте. Возможно, телепродюсеры вообще приторговывают записями. Может быть, Энджи удалось как-то умаслить телевизионное начальство. Или сработали связи Джоэла.

Вчера вечером я несколько часов перечитывал газетные статьи об Аманде, но только перепачкал руки типографской краской, да так, что перед тем, как лечь, разукрасил лист бумаги отпечатками своих пальцев. Иногда, если случай не поддается, не раскалывается, кажется твердокаменным, как мрамор, только и остается, что попытаться увидеть дело свежим взглядом, попробовать подход, по крайней мере кажущийся новым. Оставалась надежда, что просмотр записанных на пленку выпусков новостей натолкнет нас на какие-нибудь идеи.

Я достал из посылки восемь кассет для домашнего видеомагнитофона и сложил их в стопку на полу в гостиной возле телевизора. Мы с Энджи завтракали за кофейным столиком, сравнивали свои записи и пытались сочинить план действий на день. Надо было принять меры по поиску Рея Ликански и еще раз встретиться с Хелен, Беатрис и Лайонелом Маккриди, но что еще можно сделать, мы не понимали. В нас все же теплилась надежда, что родственники Аманды вспомнят что-то существенное о вечере ее исчезновения, чего нам до сих пор не сказали.

Я забрал у Энджи грязную тарелку.

— И потом, — сказала она, — иногда вот думаешь: и что это я не согласилась на работу в электроэнергетической компании? — Она взглянула на меня. Я как раз ставил ее тарелку в свою. — Сплошная выгода.

— Пенсия большая будет. — Я отнес тарелки на кухню и поставил в посудомоечную машину.

— Нормированный рабочий день, — услышал я ее голос из гостиной и щелчок зажигалки. Энджи закуривала первую на сегодня сигарету. — Шикарное зубоврачебное обслуживание.

Я заварил кофе и принес чашки в гостиную. Густые волосы Энджи еще не просохли после душа, а в мужских тренировочных штанах и футболке — обычный ее утренний наряд — она казалась меньше, чем была на самом деле.

— Спасибо. — Она забрала у меня чашку, не поднимая головы от блокнота.

— Убьют они тебя, — сказал я.

Не отрываясь от заметок, Энджи взяла сигарету из пепельницы.

— С шестнадцати лет курю.

— Давненько уж.

Она перевернула страницу.

— И все это время тебе было наплевать.

— Твой организм, твоя воля, — сказал я.

Она кивнула.

— Но теперь мы спим вместе, так что неким образом этот организм отчасти и твой. Или нет?

За последние полгода я уже привык к ее дурному настроению по утрам. Случались у Энджи и приливы энергии — она успевала сделать аэробную зарядку и вернуться после прогулки по Крепостному острову еще до моего пробуждения. Но даже в лучшие дни на болтушку Кэти[13]по утрам она нисколько не походила. И если Энджи казалось, что накануне вечером она показала себя с такой стороны, которую показывать не следовало, проявила уязвимость или слабость, что, по ее мнению, было одно и то же, холодный туман заволакивал ее, как низины на рассвете. Энджи зримо присутствовала, но стоило на секунду отвернуться, и она исчезала, скрывалась за белой пеленой и некоторое время из нее не показывалась.

— Я опять придираюсь? — спросил я.

Энджи оторвалась от блокнота и холодно улыбнулась.

— Немного. — Она отхлебнула кофе и снова посмотрела в блокнот. — Ничего тут нет.

— Терпение. — Я включил телевизор и вставил в видеомагнитофон первую кассету.

Ведущий сосчитал от семи до одного, черные и слегка нерезкие цифры сменяли друг друга на синем фоне, мелькнул заголовок — дата исчезновения Аманды, затем появилась картинка: в студии — известные ведущие пятого канала Гордон Тейлор и Таня Билоскирка. Гордона донимал падавший на лоб темный чуб, что в наш век ведущих, высушенных в замороженном состоянии, практически не встречается. У него был пирсинг, взгляд праведника, а в голосе, читал ли он сообщение об огоньках на рождественской елке или о привидениях в Барни, слышалась дрожь возмущения, что вполне компенсировало непорядок с прической. Таня с труднопроизносимой фамилией была в очках, придававших ей вид весьма интеллектуальный, но все мои знакомые считали ее сексуальной милашкой, и, по-моему, этот аспект ее образа имел гораздо большее значение.