Влюбленный упрямец - Энджи Рей

– Что происходит между тобой и этой особой? – Дорин взглянула на него, будто ножом провела.

– Ничего. Абсолютно ничего.

– Но тебе она нравится?

– Ты просила меня приехать, чтобы допросить об отношениях с Элли?

– Да... нет! Я хочу высказать, что думаю о тебе. Подонок! Я бы не позволила тебе так со мной поступить, если бы отчаянно не нуждалась в деньгах. Ох! Что скажут мои друзья?!

– Твои друзья выглядели вполне довольными, – холодно заметил Гарек.

– Да, если бы не твоя подружка и этот ужасный художник. Я чувствовала себя абсолютно униженной. Ты понимал, как много значит для меня этот вечер, и даже не потрудился надеть приличный галстук.

– Он мне начинает нравиться. – Гарек посмотрел на полоску ткани. – Его мне Элли подарила.

– Я не удивлена. Ты не можешь серьезно относиться к этой девушке. Не притворяйся, что не понимаешь, о чем я говорю. Признаю, она привлекательна – для низшего класса. Но в нашем обществе она никогда не станет своей. Вспомни ее семью. Мать уборщица, отец торговец подержанными машинами, дядя владелец забегаловки. Кто знает, какие еще катастрофические подробности выяснятся о ее родственниках?

Гарек вспомнил фотографию родителей Элли у нее в спальне. Если его предположения справедливы, то еще одну подробность он уже знает.

– Ты должен быть осторожен с этой девушкой. Ее интересуют только твои деньги. Ты видел, как она оглядывала мою мебель? Будто оценивала. Мне знаком этот тип. Она забеременеет и заставит тебя жениться.

– Нет, она другая. У нее есть кузен, который под дулом пистолета заставляет ее выйти замуж.

– О чем ты говоришь? – У Дорин буквально отвисла челюсть.

Легкая улыбка мелькнула на губах Гарека, когда он увидел испуганный взгляд Дорин.

– Я сказал, дорогая сестра, что твои предупреждения опоздали. Мы с Элли уже женаты.

Элли позвонила Гареку утром и заявила, что ей надо с ним поговорить. Секретарь заставила ее долго ждать, а потом сообщила, что сейчас он занят. Но во время ланча готов встретиться в любом месте, какое она выберет.

– Он может поговорить со мной немедленно, – сладким голосом заявила Элли, – или встретиться в зоопарке.

Мистер Большая Обезьяна вряд ли согласится с ее предложением.

После обеда у Дорин Таррингтон у Элли возникло чувство, будто она провалилась в нору кролика. (Как Алиса в Стране чудес.) В галерею хлынули посетители. Буквально все гости, сидевшие за обеденным столом, и их многочисленные друзья заходили и что-нибудь покупали. Том, Бертрайс и другие переживали экстаз.

Элли тоже хотела бы радоваться. Да она и радовалась. Только хорошо бы, чтобы не Гарек был главной причиной неожиданного успеха. Она не желала даже думать о нем. А это оказалось невозможным. В особенности после вчерашнего...

Она только открыла галерею, как зазвенел колокольчик и вошла девушка-подросток. Высокая, с враждебными серыми глазами, она выглядела смутно знакомой. Элли понадобилась минута, чтобы вспомнить, где она видела это худое лицо и прямые русые волосы.

– Вы Карен Таррингтон? – спросила Элли.

– Откуда вы знаете? – подозрительно бросила она.

– Ваш дядя показывал мне фотографию.

– Показывал? – В глазах Карен мелькнул интерес и тут же потух. – Я и не знала, что у него есть. Наверное, мама дала ему дурацкий школьный снимок. Меня удивляет, почему он его не порвал и не выбросил. – Она презрительно оглядела помещение. – Какая куча хлама!

Девушка такая же очаровательная, как и мать, кисло подумала Элли.

– Ваша семья единодушна в этом мнении.

– Да, мама очень расстроена. Это, конечно, уничтожит ее шанс попасть в "Социальный регистр". Вы собираетесь на этом стуле сидеть? – Карен показала на сиденье, усыпанное бисером и кусочками стекла.

– Нет, конечно, нет. – Элли от удивления моргнула. – Это, скорее, аллегория. А что общего между галереей, вашей матерью и "Социальным регистром"?

– Мама захотела, чтобы дядя Гарек основал фонд поддержки искусства. Тогда ее имя могли бы внести в "Регистр". Дядя Гарек считал, что это дурацкая идея.

– Почему же он не отказал ей. – Хоть один раз Элли пришлось согласиться с ним.

– Не мог. Мама грозила помешать какой-то сделке, над которой он работал. Дядя Гарек был просто в бешенстве.

– Откуда вы это знаете? – Элли почти в ужасе смотрела на девушку.

– Они спорили об этом в Сочельник. Они всегда спорят. Дядя Гарек ненавидит мою маму.

– Сомневаюсь, что это так, – автоматически произнесла Элли и помолчала. – Я думаю, он просто сердился на нее за попытку помешать его бизнесу, – уже медленнее проговорила она.

– Какая разница. – Карен пожала плечами. – Он почти перестал приходить к нам.

– А раньше приходил?

– Да, когда я была маленькой. Он водил меня в парк, и на бейсбол, и на всякое такое. А однажды повел на симфонический концерт.

– На симфонический концерт?

– Да. На мой день рождения. Мне исполнилось тринадцать лет. А он купил мне белое кружевное платье с голубым атласным бантом. – На мгновение циничное выражение исчезло, и Элли увидела такую тоску, такое одиночество, что у нее перехватило дыхание. Потом маска снова закрыла лицо, и Карен продолжила: – Это было платье для маленькой девочки. Я не хотела его надевать, но мама настояла. Я ненавидела платье, ненавидела эту дурацкую симфонию, всю эту дряхлую классическую музыку. После этого дядя Гарек перестал приходить. Говорил, что должен работать.

– Наверное, это правда, – мягко заметила Элли.

– Ну так что здесь происходит? – Карен нагнулась, чтобы лучше рассмотреть рыбью кость в раме, висевшую на стене. – Теперь вы моя тетя или как?

– О чем вы говорите? – остолбенела Элли.

– Вы и дядя Гарек поженились? Вчера вечером он сказал маме. Она скоро лопнет от злости...

– Ты рассказал сестре? – спросила Элли, когда они встретились в зоопарке.

– Понимаю, тебе досталось. – Он стрельнул в нее взглядом.

– Я звонила ей. Как она только ни обзывала меня! Когда мне удалось немного успокоить ее и объяснить, что церемония недействительна и фактически мы не женаты, она объявила меня лгуньей.

– Прости, пожалуйста.

– Но почему ты сказал ей? – Элли подозрительно посмотрела на него.

– Соскользнуло с языка.

– По моим представлениям, ты не принадлежишь к тому типу мужчин, которые позволяют чему-то соскользнуть с языка.

– Может быть, ты не знаешь меня так хорошо, как тебе кажется.

– Я знаю столько, сколько хочу знать.