Калле Блюмквист и Расмус - Астрид Линдгрен

Думать об этом было мучительно, и Ева-Лотта тихонько застонала.

– Ты почему пищишь? – спросил Расмус. – И когда же Никке придёт и выпустит меня? Я хочу лодочки пускать!

Ева-Лотта всё думала и думала, и мало-помалу в голове её стала зарождаться мысль. И когда она наконец созрела, Ева-Лотта оживилась и, подбежав к Расмусу, сказала:

– Сегодня очень жарко, не правда ли?

– Ага, – согласился он.

– Не мешало бы нам искупаться, как думаешь?

Это сработало. Расмус запрыгал от радости.

– Да, да! – закричал он. – Пойдём, пойдём купаться, Эва-Лотта! Я покажу тебе, как я плаваю. Я умею целых пять гребков!

Ева-Лотта в преувеличенном восторге похлопала в ладоши.

– Я обязательно должна посмотреть, как ты плаваешь! Но для этого нужно, чтобы ты хорошенько попросил Никке и уговорил его отпустить нас.

– А как же, – сказал Расмус весьма уверенно. Он-то знал, чего мог добиться от Никке, если очень хотел.

И когда Никке появился, Расмус немедленно атаковал его:

– Никке, ну, пожалуйста, можно нам пойти купаться?

– Купаться? Это ещё зачем?

– Так ведь жарко очень, – наседал Расмус. – А раз жарко, то ведь можно пойти искупаться?

Ева-Лотта сидела и помалкивала. Самое разумное сейчас – целиком и полностью положиться на Расмуса.

– Я могу проплыть пять гребков, – сообщил он Никке. – Хочешь посмотреть, как я плаваю пять гребков?

– Да-а, почему бы и нет? – медленно протянул Никке. – Но пойти купаться… Нет, боюсь, эта затея шефу не понравится.

– Но ведь я не смогу показать пять гребков, если не пойду купаться, – возразил Расмус с убийственной логикой. – И как можно плавать без воды?

Он считал, что теперь дело в шляпе. Никке ведь не дурак, чтобы добровольно отказаться от возможности посмотреть, как Расмус плавает. Он сунул ладошку в огромную Никкину лапу и сказал:

– Ну пошли…

Никке неприязненно посмотрел на Еву-Лотту.

– Ты не пойдёшь, – сказал он сурово.

– Нет, Эва-Лотта пойдёт с нами, чтобы и она могла посмотреть, как я плаваю, – потребовал Расмус.

Устоять против этого живого детского голоска было трудно. Никке презирал себя за слабость, но до сих пор Расмусу удавалось добиться от него почти всего, стоило ему лишь сунуть свою ладошку в его руку и посмотреть на него радостными, полными ожидания глазами.

– Пошли, что ли… – проворчал Никке.

О, как Ева-Лотта мечтала об этом! Сбежать по тропинке к причалу, броситься вниз головой в прозрачную воду, сверкающую и играющую в солнечных лучах, а потом улечься на мостках, зажмуриться и ни о чём, ни о чём не думать! Но сейчас, когда мечта Евы-Лотты осуществилась, это было мучительным промедлением на пути к осуществлению её большого плана. Что касается Расмуса, то он был на седьмом небе от счастья. Словно весёлый лягушонок, плескался и скакал он в мелководье у самого берега. Никке сидел на краю причала и наблюдал, а Расмус усердно брызгал на него, хохотал, кричал, прыгал… Но когда он плавал, он становился ужасно серьёзным, задерживал дыхание до тех пор, пока лицо его не делалось ярко-красным, а потом выдыхал и радостно кричал Никке:

– Ну, видел теперь? Видел, как я плаваю? Целых пять гребков могу проплыть!

Нике, может, и видел, а может, и нет.

– Ты потешный маленький озорник, – сказал он. Это были единственные слова, произнесённые им по поводу необыкновенных достижений Расмуса в плавании, но прозвучали они как похвала.

Ева-Лотта лежала на спине, убаюкиваемая волнами. Она смотрела прямо в небо и непрерывно повторяла про себя: «Спокойно, только не волнуйся! Всё будет хорошо».

Но до конца она в этом убеждена не была, и когда Никке крикнул, что пора вылезать на берег, почувствовала, что от волнения побледнела.

– Ещё немножечко, Никке! – стал упрашивать Расмус.

Но Ева-Лотта, зная, что не выдержит больше ни минуты, взяла Расмуса за руку и сказала:

– Нет, Расмус, мы идём одеваться.

Расмус отбивался и умоляюще смотрел на Никке, но это был единственный раз, когда мнения Евы-Лотты и Никке совпали.

– Поторапливайтесь, – сказал Никке. – Лучше будет, если Петерс об этом не узнает.

Их одежда лежала в густом кустарнике, и Ева-Лотта потащила сопротивлявшегося Расмуса туда. Она оделась с невероятной быстротой. Потом, стоя на коленях перед Расмусом, помогла ему одеться, так как его неловкие пальчики с трудом справлялись с застёжками.

Расмус объяснил:

– Понимаешь, трудно ведь – пуговки сзади, а я-то весь спереди.

– Я помогу тебе, – сказала Ева-Лотта и, дрожа от волнения, продолжала: – Расмус, ты ведь хочешь стать Белой розой?

– А как же! И Калле сказал, что…

– Так вот, сейчас ты должен делать всё точно, как я скажу, – прервала его Ева-Лотта.

– А что я должен делать?

– Ты возьмёшь меня крепко за руку, и мы побежим отсюда быстро-быстро, как только можем.

– А как же Никке? Ему же не понравится, – забеспокоился Расмус.

– Не думай сейчас про Никке, – прошептала Ева-Лотта. – Мы побежим искать шалаш, который построили Калле и Андерс.

– Выйдете вы когда-нибудь или мне силком вас вытащить? – крикнул Никке с причала.

– Да успокойся ты, когда выйдем, тогда и выйдем! – А сама схватила Расмуса за руку и шепнула: – Бежим, Расмус, бежим!

И Расмус побежал. Он бежал среди сосен быстро-быстро, как только могли его детские ножки. Он напряг все силы, чтобы не отставать от Евы-Лотты, чтобы она поняла, какой отличной Белой розой он будет. И уже на бегу, с трудом переводя дыхание, сказал:

– А всё-таки хорошо, что Никке увидел, как я плаваю пять гребков!

Солнце садилось, Расмус устал. Он больше не одобрял эту затею, не одобрял её уже несколько часов.

– В этом лесу слишком много деревьев, – заявил он. – И почему мы всё ещё не нашли шалаш?

Ева-Лотта тоже очень хотела бы знать почему. Она была согласна с Расмусом – в этом лесу слишком много деревьев. И слишком много скалистых пригорков, которые нужно преодолевать, слишком много бурелома и прочего мусора, загородившего дорогу, слишком много колючих кустов и веток, царапающих ноги. И слишком мало шалашей. Один-единственный шалаш, к которому она так рвалась, был неизвестно где. Ева-Лотта почувствовала, как понемногу ею стало овладевать беспокойство. Вначале ей казалось, что найти шалаш будет легко и просто, но теперь она стала сомневаться, найдут ли они его вообще. И даже если они его найдут – вдруг Калле и Андерса там нет? Вернулись ли друзья на остров после того, как спасли бумаги? На их пути могли возникнуть тысячи препятствий… Может быть, они вообще одни-одинёшеньки на этом острове – они и похитители? При этой мысли Ева-Лотта тихо застонала. «Милый, милый Андерс, милый, добрый Калле, будьте в шалаше! – взмолилась она в отчаянии. – И пусть я найду его очень, очень скоро!»