Чёрная Тень - Себастьян де Кастелл

Фериус фыркнула.

— Малыш, эта башня почти четыреста футов высотой и почти сто пятьдесят футов шириной.

Четыреста футов.

— Как вообще можно построить здание такой высоты? — удивился я.

— Как и на любой памятник — надо потратить кучу денег. Ты должен был задать другой вопрос — зачем кому-то понадобилось строить такое помпезное здание?

— Ладно. Так зачем?

— Потому что этот человек — глупец, который решил что-то доказать миру. — Фериус снова пустила коня шагом и не заметила гневного взгляда Сенейры.

— Академия — одна из тех грандиозных идей, которые иногда приходят людям в голову, — продолжала Фериус. — Чокнутый тип, который ее основал, спустил свое состояние на то, чтобы подкупить самых известных учителей на континенте и заманить их сюда. Поэтому сюда приезжают самые богатые детишки всех стран. В Даромене, в Гитабрии, даже за морем, в странах Цехади, все знают, что если хочешь вырастить из ребенка большую шишку, отправь его в Академию.

— Вас послушать, так все это выглядит ужасно мелочным, — вставила Сенейра, — но вы не правы. Академия — это не обычная школа, она создавалась с определенной идеей, что люди из разных уголков мира могут учиться вместе, находить что-то общее между собой. Знания и искусство важнее географии. А Берен Трайн — не «чокнутый тип». Он — отважный визионер, который рискнул всем, что у него было, чтобы создать нечто важное, что сделает мир чуточку лучше.

— Ладно, ладно, — сказала Фериус, поднимая руки вверх, — сдаюсь. Затем она выгнула бровь и добавила: — Уж не родственник ли тебе этот «отважный визионер»?

Сенейра была не слишком рада услышать этот вопрос, но честно ответила:

— Он мой отец.

— Погоди, — сказал я, — твоему отцу принадлежит весь город, а ты сбежала? Почему?

— Ничего ему не принадлежит. Он построил Академию, и с годами вокруг нее разросся процветающий город. А почему я сбежала, так это только мое дело, и не суй свой нос туда, куда не следует.

— Когда девочка подхватила Черную Тень, испугалась, что начнется паника и студенты валом повалят из Академии, — объяснила Рози. — И дело всей жизни ее отца рухнет.

Сенейра злобно покосилась на нее.

— Злись сколько хочешь, дитя, но я аргоси. С тем же успехом можешь злобно смотреть в лужу, меня трудно смутить.

Сенейра явно была не прочь проверить эту гипотезу, но меня разбирало любопытство.

— Но куда же ты сбежала?

— Подальше отсюда.

Рози перевела ее резкий ответ:

— Она думала, что сможет добраться до земель джен-теп и найти лекарство там.

— Ну спасибо, — пробормотала Сенейра. — Я так рада, что ты умеешь хранить секреты.

— Секреты — это не путь аргоси.

Ну да, ну да, подумал я, снова гадая, почему Рози так твердо настроена добраться до города Сенейры. Но я был более чем уверен, что тайны составляют важную часть идущей по пути Шипов и Роз.

На долину уже опускались сумерки. Мы ехали в город вдоль берега реки. Рейчис топтался по моим плечам, усаживаясь то на одном, то на другом и фыркая на черную воду и темные листья, колыхавшиеся при нашем приближении.

— В чем дело? — поинтересовался я.

— Болота, — объяснил он и заворчал на какие-то тени.

— И что?

— Как «что»? Они омерзительны. Тут полно всяких жуков, и зуб даю, здесь еще и крокодилы водятся, демоны их побери, только и ждут подходящего момента, чтобы наброситься.

Рейчис мало кого боится, но крокодилы — явно исключение из правил.

— Крокодил — это сплошные зубы, злость и ничего больше, — пробормотал он.

Когда мы наконец добрались до городских ворот, Фериус дала нам знак подождать. Она спешилась и пошла в караульную просить, чтобы нам открыли ворота. Аргоси удивительно хорошо умеют добиваться, чтобы их пустили туда, куда им нужно. Сенейра снова надела повязку и опустила капюшон пониже, чтобы ее никто не узнал.

— Здесь много народу тебя знает? — спросил я.

— Сам-то как думаешь? Я прожила здесь всю жизнь, а мой отец — ректор Академии.

Не успел я придумать подобающе колкий ответ, как она протянула руку и дотронулась до меня.

— Прости, Келлен, я не хотела показаться…

— Ворчуньей? Злючкой? Противной вонючкой? — подсказал Рейчис.

Я решил не пользоваться его подсказками и вместо этого спросил:

— В чем дело?

Только тогда мне пришло в голову, что Сенейра, возможно, сбежала из Телейдоса не только из-за Черной Тени.

Она заколебалась, якобы поправляя капюшон, который и так скрывал ее лицо почти полностью.

— Я вроде дома, — наконец сказала она, — но чувствую себя здесь чужой.

Не успел я подтолкнуть ее сказать что-то еще, как Фериус вышла из караульной и жестом велела нам вести лошадей через ворота.

Издалека Телейдос виделся идеальным дворцом, его гладкие, словно отполированные здания и безмятежная геометрия изгибающихся проспектов придавали ему одухотворенности. Но изнутри город напоминал какофонию из радостного смеха на людных проспектах и разговоров в процветающих лавках, освещенный светом фонарей.

Куда бы я ни бросил взгляд, повсюду видел богатство и роскошь, чего раньше не встречал в приграничье. В Телейдосе были салуны и таверны, но были и рестораны — где еду подавали не только на закуску, чтобы выпить под нее побольше. Возле лавок с одеждой привлекательные юноши и девушки демонстрировали товары прохожим. Ремесленники и мастеровые показывали свое искусство; их умелые руки обрабатывали дерево, камень и ткани, к восхищению зевак, которые собирались вокруг и состязались, кто больше даст за еще даже не законченную вещь. Казалось, в городе было все, даже книжные лавки. Их было бессчетное множество.

Но самым странным в этом городе были его жители. Куда бы я ни приезжал в приграничье, ночами там можно было встретить только в стельку пьяных или разбойников. Но на элегантных тротуарах Телейдоса я видел мужчин и женщин, которые прогуливались, ели и вели себя очень даже цивилизованно. А еще страннее было то, что почти все они были моими ровесниками.

— Студенты Академии, — объяснила Сенейра, когда мы вели своих лошадей через шумные толпы. Она неплохо видела сквозь тонкую повязку, которая скрывала от окружающих ее глаза. Но все же всякий раз, когда кто-то задерживал на ней свой взгляд, Сенейра опускала голову и старалась спрятаться за лошадью от любопытных прохожих.

Рейчис едва сдерживал возбуждение.