Расцвет русского могущества - Иван Забелин

С именем первого же князя Олега она является уже исторической силой и, можно сказать, мгновенно создает из разрозненных земель и племен народное единство. Притом она является в полном смысле народной силой и основывает свое могущество не на одном мече завоевателя, но главным образом на торговом договоре с греками. А это лучше всего и обнаруживает, что прямым источником ее происхождения были торговые потребности страны, но не завоевательные потребности пришедшей военной дружины. Одним словом, в самом начале нашей истории, в самом первом ее деянии, каково изгнание и призвание варягов, мы встречаемся с предприятиями народа, ищущего хорошего и выгодного для себя устройства не одних домашних дел, но и сношений с соседями. Призванная дружина является только орудием для достижения этих основных целей народного существования. Таким образом, уже в самом начале истории чувствуется присутствие какого-то невидимого, но сильного деятеля, направляющего ход дел по своему разуму. Этим деятелем и была промысловая община или город как новое начало жизни, уже достаточно развитое и могущественное, распространенное по всей земле. В этом-то деятеле и скрывается наша истинная история, которая неизменно продолжалась и в последующие века также невидимо, закрытая неугомонным, но для страны бедственным шумом княжеских мелких дел, старательно изображаемых летописью и принимаемых нами за голос самой всенародной жизни.

Великим и могущественным типом промыслового города в течение всей нашей древней истории является Новгород. Он же был и зародышем нашей исторической жизни. Мы думаем, что вместе с тем он был полным выразителем тех жизненных бытовых начал, которые с течением веков постепенно нарастали и развивались от влияния проходивших через нашу равнину торговых связей. Он был славным детищем незнаемой, но очень старой истории, прожитой Русской страной без всякого так называемого исторического шума.

На исторической почве всегда вырастает лишь то, что скрывается в недрах земли – народа. На нашей исторической почве к самому началу наших исторических деяний выросло гнездо свободного промысла. Ясно, что оно могло вырасти только из тех же промысловых семян, какими с давних веков была насеяна окружная земля. Другие семена возрождали другие формы быта. Черноморские украйны ничего не могли произвести, кроме казачества, кроме Запорожской Сечи или донских городков, составлявших тоже своего рода осеки, сечи. Вообще мы думаем, что Новгород есть не только потомок вендо-славянских балтийских городов, но и могучий образ той славянской промышленной старины, которая в свое время была высотой славянского развития и славянского могущества на Балтийском же море.

Русская словенская область, пределы которой хотя и не в полной точности обозначены летописью, по случаю призвания и прихода варягов, и запечатлены словенскими именами земли и воды, должна вообще обозначать господствующее положение в ней древнейших пришельцев, балтийских славян. По всей видимости, они овладели страной не военными походами, а настойчивой мирной торговой промышленностью, причем, конечно, пускался в дело и меч, но как единственное средство добиться или свободного прохода в какой-либо угол, или свободного поселения на выгодном месте, или как отмщение за нанесенные обиды. Следов прямого военного занятия, завоевания земли и самодержавия над землей нигде не примечается. Словени живут как союзники, как равные и между собой, и с племенами чуди, веси, мери, муромы. Завоевание необходимо внесло бы начало феодальное, начало личного господства и над землей, и над людьми. Между тем такого господства даже и в призванных варягах нигде не видно. Напротив, очень заметно отношение к земле самое первобытное, как к обширному Божьему миру, в котором место найдется для каждого.

С другой стороны подобные, главным образом только союзные отношения к стране показывают, что первобытная славянская колонизация распространялась в нашей стране мало-помалу, расселяя повсюду только свои промыслы и торги, для которых важнее всего другого было не владение землей по феодальному порядку, а владение путями сообщений и именно свободой этих сообщений, равно как и бойкими рынками, необходимо возникавшими на этих путях. Весь смысл первобытного отношения к земле приходивших в нее словен выражается в имени Словогощ, что значит: словенская гостьба-торговля.

Такой торговлей балтийские славяне могли легко владычествовать над туземцами и славянского, и финского племени, как необходимые и дорогие люди, способствовавшие лучшему устройству жизни, доставляя все надобное, без чего нельзя существовать, в обмен на произведения страны, которые можно было добывать в изобилии.

С этой точки зрения особенного внимания заслуживают имена мест, составные со словом гость-гощ, каких в древней Новгородской области встречается больше, чем где-либо[58]. По всему вероятию, это древнейшие памятники местных торжков, которые в дальнейшем развитии усваивали себе уже общее нарицательное имя погоста, дающее намек, что и самое хождение гостьбы могло именоваться погостьем, как другое хождение именовалось полюдьем.

Славянское имя, разнесенное по стольким углам нашей страны, раскрывает довольно явственно, что повсеместной гостьбой с особой настойчивостью занимались не другие племена, а именно словени. Этот род занятия принадлежал им исключительно и составлял как бы особенную черту их племенного характера. По-видимому, в народном быту имя словенин значило то же, что теперь у нас на юге значит крамарь, а на севере варяг, офень – мелочной бродящий по деревне торговец, с тем различием, что в древности такой торговец странствовал не одиноким, а целой ватагой, артелью, как, впрочем, случается и теперь и как, например, в свое время странствовали скоморохи, однажды взявшие приступом даже целый город[59].

Вот по какой причине и другое имя пришельцев, варяг, быть может, с большим правдоподобием можно толковать, как толковал Ф. Круг, именем скорого и борзого путника, ходока, борзого пловца, дромита-бегуна, как понимали и переводили это имя и греки.

В областном языке, в котором сохраняется много слов глубокой древности, варяг значит мелочной купец, разнощик (моск.), кочующий с места на место со своим товаром, составляющим целую лавку; варять значит заниматься развозной торговлей (тамб.); варяжа (арханг.) значит заморец, заморье, заморская сторона; варяги, варяжки (новгор.) значит проворный, ловкий, острый, «может быть, памятник того понятия, какое в старину имели об удальцах норманнских», – говорит Ходаковский, совсем забывая, что существовали на свете и удальцы балтийские славяне. В середине XVI столетия в Новгороде, в числе разных ремесленников и промышленников, проживали также люди, которых обозначали именем варежник. Вероятно, это значило то же, что ходящий, странствующий торговец[60]. Такова народная память о значении слова варяг.