Все решаешь ты - Вера и Марина Воробей

– Зачем же Джульетту? – возразила Ольга вкрадчивым голоском. – Можно и Лолиту Набокова – там вариант покруче будет.

– Олешек, ну что ты со мной делаешь! – простонал Костик.

В его светлых глазах промелькнула тревога и какая-то безысходность. Но это уже не имело никакого значения. Олешек! Он назвал ее Олешек! Участь его была решена.

«Все решаешь ты!» – вспомнила Ольга, прикрыла глаза полукружьем густых ресниц и потянулась к нему губами…

Потому что в жизни именно так все и происходит. Выбирает, может, и сильная половина человечества, но решение всегда остается за слабой. Просто нужно не забывать, что у тебя всегда есть право отказаться или согласиться.

На следующее утро лицей гудел как растревоженный улей! Оказалось, что практически все посмотрели передачу «Все решаешь ты!». Это была инициатива Ольги. Она всех заранее обзвонила, намекая на грандиозное шоу. Шоу и в самом деле зажигало на все сто! После признания Марка, прозвучавшего на полстраны, ни у кого не осталось и тени сомнения, кому отдано его сердце. Говердовская ходила с каменным лицом, а девчонки, как нарочно, на все лады смаковали поцелуй над пропастью и сходились во мнении, что это было интригующее романтическое зрелище. Интрига, по мнению девчонок, заключалась в том, что Марк назвался чужим именем, чтобы быть наравне с соперниками. Света их не переубеждала. Она не знала, куда деваться от смущения и похвал. В общем, она продолжала чувствовать себя героиней дня до тех пор, пока к ней не подошла Жанка.

– Свет, а как ты на это шоу попала?

– Это все Туся Крылова устроила. – Уголки Светиных губ поползли вверх.

– А ты не могла бы поговорить с ней обо мне. Я тоже хочу стать главной героиней. Вдруг в меня кто-нибудь влюбится? – горячо зашептала она.

– Жан, а как же твои «смэшики»? – усмехнулась Света.

– А ну их! Пережитки поп-культуры! – отмахнулась Жанка, будто и не было ее судорожного придыхания и восторженно заведенных к небу глаз при упоминании Сережи Лазарева. – Я нормального парня хочу. Мне, кстати, Димочка очень даже понравился. Стервозный блондин – это неплохо! Так как, я могу надеяться? – спросила Жанка и, оглянувшись по сторонам, сказала: – Ты не думай, я не просто так. У меня тут одна запись есть…

– Да я к музыке равнодушна.

– Нет, это не музыка. Это…

И тут Света узнала о том, что Жанка случайно записала их разговор с Говердовской.

– Ну и что прикажешь мне с этим делать? – Света остановила пленку, держа в руках Жанкин диктофон.

– Это не вопрос! – сказала Ольга.

Света в недоумении обернулась. Ольга подошла так неслышно, что девчонки ее не заметили, и была она не одна, а вместе с Юлькой Васильевой. Актив собирали на пятиминутку по поводу предстоящего юбилея.

– Жанка, как же ты могла? Больше недели скрывала от нас такое! – набросилась на нее Юлька.

– А я что? Я ничего! – принялась оправдываться Жанка, по-детски хлопая голубыми глазами.

– Ничего! – Ольга подбоченилась, уперев кулачки в бедра. – Ирка здесь всех помоями поливает – и лицей, и нас, – а тебе ничего! Лично меня это не устраивает!

– И меня тоже! – отрезала Юлька.

Света вспомнила, как Ирка с помощью родителей присвоила себе право быть ведущей юбилейного вечера, как попыталась увести у нее Марка, и еще множество мелких пакостей, совершенных Иркой, и присоединилась к одноклассницам.

– Девочки, ну простите меня, – заныла Жанка, увидев такое единодушие. – Я сначала испугалась, а теперь я понимаю, что поступила неправильно… Ну, что я так долго молчала. Я же всей душой на вашей стороне. Вы же сами знаете, сколько мне гадостей Ирка сделала. Чуть нас с тобой, Оль, не рассорила. А что мы будем с этой записью делать? – Жанка заискивающе заглянула старосте в глаза.

– Поговорим с ней по душам. А если понадобится, то и остракизму подвергнем. – Ольга протянула руку, и Света отдала ей диктофон без колебаний.

– А что это такое остракизм? – заинтересовалась Жанка.

– «Остракизм» – это греческое слово, переводится как «черепок». В Древней Греции с помощью этих черепков голосовали на народных собраниях. Там же демократия была. Если какой-нибудь гражданин был опасен для народа, его изгоняли из города путем голосования. Брали горшки, разбивали, у каждого оказывался черепок. А потом кидали эти черепки в две кучки – одна «за», другая «против». Просто, как апельсин, – объяснила Юлька, вероятно почерпнувшая эти знания у папы-издателя, а Ольга подхватила ее мысль:

– У нас тоже демократия, власть народа. Короче, после пятого урока проведем незапланированное собрание.

Едва прозвенел звонок и Мира Григорьевна вышла из класса, Света и Юлька перекрыли выход, чтобы девчонки не разбежались. Ольга заняла место за учительским столом.

– Что за дела? – принялись возмущаться некоторые.

– Тихо! У нас внеплановый классный час! Нужно кое-что обсудить!

Говердовская, Тер-Петросян и Зверева сосредоточились у двери:

– Мы спешим! Предупреждать нужно!

– Ничего! – отрезала Ольга. – Потерпите! Особенно ты, Ирочка.

Ольга достала из сумки диктофон и, не вдаваясь в подробности, врубила его на всю громкость.

Едва раздался резкий голос Говердовской: «Жанк, выйди отсюда!» – как девчонки приумолкли и потянулись к учительскому столу.

Услышав «всю правду» о себе, Тер-Петросян недоверчиво посмотрела на диктофон, на ту, которую она считала своей подружкой, и молча вышла. Света не стала ее удерживать. Бывают такие минуты, когда человеку нужно побыть одному. К тому же речь зашла о Зверевой… Ну это тогда, когда Ирка сказала, что у Людки с мозгами плохо. В глазах у Людки в эту минуту как раз отразился мыслительный кризис. Но он длился недолго. Она присоединилась к остальным девчонкам, и Говердовская осталась одна под неприязненными взглядами.

А пленка продолжала бесстрастно воспроизводить запись, обнажая настоящее лицо Говердовской. И чем больше девчонки слушали, тем больше увеличивалось расстояние между ними и Иркой.

«Словно они только что узнали, что она заразилась опасной болезнью, и испугались подцепить вирус», – внезапно пришло в голову Свете.

Вскоре запись закончилась. Одноклассницы посмотрели на Ирку, ожидая, что она скажет, чем оправдается. Может, попросит прощения? Нужно было знать Говердовскую. Вместо того чтобы публично покаяться, она агрессивно огрызнулась:

– Да вас всех только одно напрягает, что я вас обложила! На лицей и учителей этих долбаных вам наплевать с высокой колокольни!

– Не суди по себе! – выкрикнули многие, после чего в комнате сгустилась напряженная тишина.

Отчуждение стало таким ощутимым, что его невозможно было не почувствовать.