Мой револьвер быстр - Микки Спиллейн

— Ты не собираешься открывать ее?

В голосе Энн сквозила насмешка.

— Мне нужна булавка... спица. Что-нибудь...

Слова давались мне с трудом.

Энн поставила бокал на край стола и соскользнула с тахты. Она прошла слишком близко. Я потянулся и остановил ее, но мне не нужно было тратить усилий, потому что ее рот жадно приник к моему, а сама она оказалась в моих объятиях, прижимаясь ко мне так тесно, что я чувствовал каждую частицу ее восхитительного тела. Я запустил пальцы в волосы Энн и запрокинул ее голову, чтобы целовать шею и плечи, а она страстно стонала...

Когда я отпустил ее, глаза Энн тлели темными угольками, готовыми немедленно воспламениться. Улыбнувшись, она вышла, и я услышал шум выдвигаемого ящика и возню с инструментами. Шум стих, но Энн вернулась не сразу. А когда вошла, то платья на ней не было: его и все нижнее белье заменил прозрачный халатик. Она намеренно прошла перед лампой, чтобы подтвердить мои догадки.

— Нравится? — спросила Энн.

— На тебе — да.

— А если бы не на мне?

— Все равно нравилось бы.

Она протянула мне одну из тех патентованных штучек, которые якобы разрешают все механические трудности, возникающие в домашнем хозяйстве; потом вытащила из моего кармана сигарету и прикурила от настольной зажигалки. Выдохнув дым мне в лицо, она спросила:

— Это не может подождать?

Я поцеловал ее в кончик носа.

— Нет, милая, не может.

Когда я повернулся и засунул приспособленьице в замок Энн отошла в сторону. Хитрая штуковина скрипела и проворачивалась и, наконец, погнулась. Я повернул инструмент другой стороной. На этот раз мне повезло: раздался щелчок, и замочек открылся. Но не успел я шевельнуться, как верхний свет погас, и сквозь пелену ночи и табачного дыма лишь слабо пробивался свет настольной лампы.

— Майк... — прошептала Энн.

Я обернулся, чтобы запустить в нее чем-нибудь, и застыл — она сбросила халат и живой статуей в чулках стояла посреди комнаты, куря сигарету, которая оранжевым огоньком отражалась в ее глазах. Энн широко расставила ноги, держа руку на бедре, и каждая мышца этого дерзкого тела разжигала во мне страсть. У моей блондинки оказалась основа брюнетки, но это делало ее только более интригующей, соблазнительной — достаточно, чтобы заставить меня забыть о сумке, избиениях и убийствах.

Я схватил ее в объятья, и она тяжело задышала мне в плечо, затем куснула меня в плечо и выскользнула из моих рук на тахту, куда я вынужден был за ней последовать, и мерцающий свет лампы, струившийся по комнате, словно шептал вместе с нашим дыханием, пока не раздался вскрик...

Моя рука дрожала, когда я потянулся за сигаретой. Энн улыбнулась мне и мягко проговорила:

— А я уж сомневалась, что могу еще быть интересна.

Я поцеловал ее снова.

— Не кокетничай. Довольна, что сбила меня?

— Да.

Она не произнесла ни слова, когда я встал и вернулся к столу, но следила за мной неотрывно. Я отложил сигарету, дым которой застревал у меня в груди, и взялся за сумку.

Я присвистнул сквозь зубы. Сумка была набита детской одеждой, совершенно новой. Я медленно ощупывал ее — крошечные свитера, ботиночки, чепчики, другие вещицы, названия которых были мне даже неизвестны. На дне лежали два аккуратно сложенных шерстяных одеяльца.

Десятки предположений носились в моей голове, но только одно имело какой-то смысл. Рыжая была матерью; кто-то был отцом. Изумительная, прекрасная ситуация для шантажа. И причина для убийства... И еще факт: все вещи совершенно новые, с иголочки, на некоторых даже сохранились ценники.

Я открыл молнию бокового отделения: набор булавок губная помада и карманное зеркальце. В маленьком карманчике лежало несколько фотографий. Я разглядывал их и видел совсем другую Нэнси — молодую девушку лет шестнадцати. Вот она на пляже с юношей, а вот — уже с другим. Снимки, очевидно, были сделаны на загородной прогулке или пикнике. Ребят было много, но Нэнси, казалось, никому из них не отдавала предпочтения.

Да, тогда она был иной — свежей, как едва распустившийся цветок. Ее глаза улыбались мне, словно зная, что в один день эти карточки окажутся здесь, передо мной. На двух фотографиях были ясно видны ее руки; Нэнси носила кольцо.

Я внимательно вглядывался в фон в надежде понять, где делались снимки, но видел только воду и песок. На обратной стороне тоже не было никаких пометок... Проход оканчивался тупиком. Высокой крепкой стеной, которую я не мог одолеть без лестницы — Это тебе помогло? — внезапно произнесла Энн.

Я кивнул, вырвал из чековой книжки листок, подписал его и положил на стол. Я уже определил сумму, но все-таки спросил:

— Сколько ты хочешь?

Энн не ответила, и я оглянулся: Энн, все еще обнаженная, лежала на тахте и улыбалась. Наконец она сказала:

— Нисколько. Ты уже заплатил.

Я захлопнул сумку, взял с полки шляпу и открыл дверь. Мистер Берин все равно должен мне пятьсот долларов; Энн получит свою поездку.

Я подмигнул ей, она подмигнула мне, и дверь захлопнулась.

Ночью я не спал — выложил содержимое сумки перед собой на стол и курил одну сигарету за другой, пытаясь понять, какой все это имеет смысл.

Детская одежда, несколько фотокарточек, грязная сумка... Вещи Рыжей.

Когда это было?

Где?

В холодильнике стояло пиво, и я медленно потягивал его, размышляя, перебирая в уме все факты.

Лучи солнца пробились сквозь оконные занавески, тщетно пытающиеся удержать ночь, и я вспомнил, что обещал позвонить мистеру Берину. Он сам поднял трубку, и на этот раз сонливость звучала в моем голосе.

— Это снова Майк.

— Доброе утро. Вы рано на ногах.

— Я еще не ложился.

— В преклонные годы вам придется расплачиваться за отсутствие самодисциплины, молодой человек.

— Возможно, — произнес я невыразительно, — но сегодня платите вы. Я оставил моему другу чек па пятьсот монет.

— Отлично, Майк; сейчас же позабочусь об этом. Вы узнали что-нибудь от вашего... мм... источника?

— Все только запуталось. Но я узнаю. Клянусь.

— Тогда я могу считать, что деньги потрачены с пользой. Но, пожалуйста, будьте осторожны, я вовсе не желаю, чтобы вы опять попали в какую-нибудь переделку.

— Это обычная вещь в моей профессии, мистер Берин. Теперь, кажется, я выхожу на след.

— Прекрасно. Вы меня заинтриговали. Секрет?

— Никаких секретов. Я достал сумку, набитую детской одеждой. И несколько фотографий.