Ниже бездны, выше облаков - Елена Шолохова

Женька кивнула, мол, поняла, сделаем.

Хоть мы и не любим новеньких, но всё равно ведь интересно посмотреть, какой он. Тем более парень, тем более «трудный». Но он не пришёл ни в тот день, ни на следующий. А потом мы уже о нём и думать забыли.

А в среду, в середине второго урока, дверь вдруг распахнулась и перед нами предстал этот самый новенький, собственной персоной. Мы, конечно, тут же принялись его разглядывать.

Новенький был довольно высокого роста, но при этом его нельзя было назвать долговязым или нескладным, как Зубкова, например. В общем, фигура – что надо. Волосы не то чтобы совсем светлые, но и не тёмные. Русые, наверное. В общем, чёрт их разберёт, но точно не брюнет, а мне всегда нравились именно брюнеты. Но всё равно он симпатичный, тут не поспоришь. И такой… мужественный, что ли. Как Жанка Корчагина про него сказала – брутальный. Наши мальчики, конечно, ни в какое сравнение с ним не идут. Даже Марат Айрамов, а ведь боксёр. Да и как-то не скажешь, что этот новенький – наш ровесник. Выглядит минимум на пару лет старше. Хотя для парня это плюс, я считаю.

Вошёл он вразвалочку, ничуть не стесняясь, – без разницы, что урок давно идёт, что вообще класс новый, незнакомый. Я таких людей не понимаю и в глубине души им завидую. Сама-то я с детства с робостью борюсь, и пока безуспешно. И вот так, как он, войти в новый класс я бы точно не смогла.

На учителя новенький даже не взглянул, обратился к Сове – она сидит на первой парте у входа:

– Девятый «А»?

Сова молча кивнула, и он без лишних разговоров прошёл за последнюю, единственную свободную парту, где раньше сидели Умрихин с Корчагиной. После того, как выбыла Волкова, а следом Эля Смирнова, эту парочку пересадили на их места.

Математичка сначала остолбенела от такой наглости:

– Молодой человек, как это понимать?

Поскольку он ничего не ответил, влезла, как обычно, Запевалова:

– А это, видимо, наш новенький.

– Ах да, Тамара Ивановна предупреждала. – Математичка уставилась в журнал. – Расходников Дима. Верно?

Новенький слегка кивнул.

– Но она говорила, что ты вроде как позавчера должен был прийти.

– Долго шёл, – ляпнул Зубков, и все засмеялись.

Ну а новенький и бровью не повёл, как будто весь этот разговор вообще его не касался. Остаток урока он полусидел-полулежал, откровенно скучая. Нашим классом не заинтересовался. И вообще всем своим видом показывал, что ему всё до лампочки.

Как только раздался звонок, он самовольно встал и вышел из класса, хотя у нас всегда твердят: «Звонок с урока – для учителя, а не для ученика».

– Ну знаете! – математичке явно было не по душе такое наплевательское отношение.

И не ей одной, потому что после урока все наши тоже кипели возмущением:

– Нет, ну вы видели?!

– Какая наглость!

– Да вообще! Ни здрасьте, ни как зовут, ни до свиданья…

– Ещё один «я-клал-на-всех-с-прибором» объявился!

– Только этот, по ходу, не рисуется. Недаром его в колонию отправить хотели…

– А что он, интересно, натворил, никто не знает?

– Да ладно вам, – скривилась Женька. – Тоже мне нашли Д’Артаньяна. Обычный позёр. На место такого поставить – и весь пафос слетит. Забыли, какая Волкова сначала была?

Спорить с ней никто не стал. Хотя мне тоже показалось, что он не красовался. В нём действительно есть какая-то независимость и отстранённость, ну и конечно, пренебрежение, чего у нас не любят.

Жанка Корчагина, как и я, помалкивала. А потом, когда все разбрелись, подмигнула мне и тихо сказала:

– А он красавчик.

– Не знаю, не обратила внимания. – Я вдруг сконфузилась.

– Ой, да ладно тебе, Танька. Я же видела, как ты на него смотрела.

– Ни на кого я не смотрела. Выдумала тоже!

– Ну-ну. Либэ, либэ, аморэ, аморэ…

Я окончательно смутилась и послала Корчагину с её намёками куда подальше. На себя же разозлилась – вот с чего мне было так по-дурацки смущаться? Ну да, он показался мне интересным и симпатичным, но это никакое не «либэ». Это вообще ничего не значит.

Однако на этом мои конфузы не закончились: на четвёртом уроке – был английский – Алёна Игоревна попросила меня сходить за журналом во вторую группу. Я спустилась на первый этаж и в холле опять встретила нашего новенького. Он премило беседовал с Анитой Манцур из одиннадцатого «А». Анита считается самой красивой в школе, модной и мегапопулярной. Говорят, с кем попало не общается. Потому я и удивилась: когда они вообще успели познакомиться? И если бы просто болтали, а то он ей что-то нашёптывал, а она хихикала… Но самое ужасное, что я опять повела себя как последняя дура – зачем-то, сама не понимаю, уставилась на них. Сначала меня заметила Анита и перестала смеяться, потом и он глянул в мою сторону, что-то тихо сказал, и тут уж они захохотали оба. Понятно, что надо мной! Я быстро ушла, кляня себя за дурость. Было так стыдно, а ещё неприятно, хоть плачь… Ненавижу этого новенького! И Манцур ненавижу! Вот бы их больше никогда не встречать!

Вот оно – сарафанное радио. Не успел в новую школу прийти, а про меня там, оказывается, уже все всё знают. И, конечно, в версии Грина.

Директриса – натуральная Минерва Макгонагалл, только на двадцать лет дряхлее и без шляпы, – с порога в лоб заявила, что у них «эти мои штучки» не пройдут.

– Какие штучки? – спрашиваю.

– Ну ты и сам знаешь.

А дальше развернула лекцию минут на сорок о том, какая у них замечательная школа, какие строгие порядки, как всё здесь чинно и благопристойно. Я молча выслушал весь этот пафосный бред, и, когда наконец она выпустила меня из своей кротовой норки, мой мозг во всю вопил: «Караул! Куда я попал?!» Поэтому на уроки я не пошёл, а свинтил домой. То есть не совсем домой: там могла быть бабка. В последнее время она практически отказалась от преподавания и появлялась в своём универе набегами. Это её плавающее расписание мне все карты сбивало. Дома до часу не покажись, потому что, узнай она опять о прогулах, задвинула бы ещё одну порцию нравоучений, а мой запас терпения на сегодня был полностью исчерпан. Поэтому я пошёл к Косте Бахметьеву, надеясь застать его дома.

Повезло – Костя тоже прогуливал уроки. В общем-то, он всегда после каникул долго раскачивался. Но ему проще – предки уходили на работу рано, потому что вкалывали на фиг знает каком заводе у чёрта на куличках. Возвращались поздно. Так что с утра и до вечера Костя сам себе хозяин и делает, что хочет. Например, я пришёл – он ещё дрых.

– Ты в курсе, каникулы вчера кончились?

– А-а, – отмахнулся Костя. – Ты сам-то сегодня в школе был?