Триумфатор - Ольга Игоревна Елисеева

– Ладно, потом познакомишь, – буркнул он, понимая, что его Папея никогда и никуда бы не поехала из вечного города. – Надеюсь, детей нет? Или уже…

Легат помялся.

– Мы молимся.

Проконсул закатил глаза к небу, что могло означать и одобрение молитв, и, что вероятнее: видал я бардаки, но такой…

Вечером проконсул мыл руки в своем шатре и раздумывал о том, что через несколько дней его походный дом усилиями легионеров Руфа превратится в грязную просмоленную дыру, как тут принято. А он, спасенный от холода и слякоти под ногами, еще будет благодарить за работу и радоваться.

– Как тебе? – спросил он Валерия. – Ну, в целом?

– Жуть, – честно отозвался тот. – Но ребята вкопались. Молодцы. И этот Руф, смышленый такой. Честно говорит, как есть. Без страха.

Мартеллу тоже понравился здешний «командующий» – дело знает, войска сберег. Вперед не лезет – не потому что не может, а из какой-то врожденной щепетильности: заметьте меня, тогда поговорим. На своих заслугах не настаивает, но и в обиду себя не даст. Нужно посмотреть парня в деле и тогда судить.

Но «дело» оказалось не совсем таким, как привык проконсул. Вечером он устроил пир – не пир (продукты стоит поберечь), а так, угощение по случаю своего прибытия. Всем выдали по горсти фиников и по чаше просеки – дешевого вина.

Что тут началось! Торчавшие уже который год в болоте легионеры давно не видели фиников. Они едва не плакали над ними. Некоторые ринулись отнести своим дикаркам и детям – попробовать.

Вино – вообще запредельное удовольствие, здесь одна медовуха.

На лицах приведенных Авлом солдат читался испуг: куда мы попали? К счастью, Руф тоже не ударил в грязь лицом – выставил местные угощения. А их оказалось в изобилии: вот где пир, так пир! Кабанов жарили на вертелах. Осетры в два человеческих роста. Озерная пятнистая форель. Перепелиные яйца, запеченные в углях целыми десятками. Пироги с мелкой болотной ягодой брусникой в меду. Орехи, моченая заячья капуста – очень странная кислятина. Соленые грибы – опасно, но вкусно.

Словом, много мяса и рыбы, почти нет овощей. Зато медов – залейся. Местные оказались знатоки, и каждый сорт настаивали по-разному. Да что там сорт, каждый хозяин имел свой способ приготовления и готов был глотку перервать за собственный рецепт. Темный, из колод, цветочный, липовый. Последний особенно ценился, потому что легко сбраживал и давал по голове, как гладусом[18]. Его кипятили, снимали первую хмельную пену, потом снова кипятили, смешивали с водой и разливали по щербатым чашкам. Называли «линденус». Ядреная штука.

Авл попробовал, крякнул и как-то сразу потянулся к постели. Но в этот момент в его шатер вошел Септимий Руф, ведя свою супругу для знакомства. Та держалась за ним и не столько трусила, сколько считала такое поведение приличным.

– Юния Терция Варреса, – представил легат.

Варрес, Варрес… Знал он одного Максенция Варреса на должности цензора. Казнокрад и вымогатель, каких свет не видывал. Умел раздеть даже нагого. Сколотил состояние из воздуха. Вот кого следовало внести в проскрипционные списки! Если «Варреса» ее родовое имя, значит…

– Не трудитесь, – супруга легата выступила из-за его спины. – Максенций Варрес – мой отец.

Она подняла на Авла хмурые серые глаза без улыбки, в которых ясно читалось: можно уехать на край света, но не сбежать от славы моей семьи.

Любопытно. Мартелл прищурился. Значит, дочка этого ворюги последовала за мужем – надо признать, женишок не первого разбора – в здешние болота? Ей бы греться на солнечной мраморной веранде и лопать виноград, носить сидонские алые шелка, укладывать волосы по последней моде – мелким барашком вокруг высокого чистого лба. А она выбрала дым и слякоть. Не верил Авл в самоотвержение жен. Тут какая-то загадка. Почему приехала? Может, родные выгнали?

– Мы поженились без согласия моей семьи, – сказала Юния. – У отца были друзья в Сенате. Они устроили перевод мужа сюда. Я должна была остаться в Вечном Городе, с матерью и сестрами. Но когда время отсутствия мужа пошло на третий год, я собралась в дорогу.

– И правильно, – Авл сам не ожидал от себя такой реакции. – Долго мужчине быть одному нельзя. Сами знаете, мало ли что. А тут, как говорится, «Где ты, Кай, там и я, Кая».

С роду он ничего подобного не думал о Папее. Сидит себе дома, и слава богам! Не хотел бы ее участия ни в одном походе. Расставание – лучший лекарь в семейной жизни. Целебная трава от любых неурядиц. После разлуки крепче любится.

Но тут, глядя на пару Септимия и Юнии, все казалось иначе. Эти двое держатся за руки, и хоть трава не расти.

Но все же тайна есть, одернул себя проконсул. Станут они ее рассказывать первому встречному! Ему отчего-то очень захотелось разгадать загадку. «Дел, что ли, других нет!» Но в душе поселилась уверенность, что рано или поздно он все узнает. А пока довольно и того светлого, отрадного чувства, которое его охватывало при одном взгляде на эту пару. «Где ты, Кай, там и я, Кая».

И тут же возникала страшная обида: почему не ему самому? Он же лучше! Точно знает, что лучше.

⁂

Лучше – хуже. Этой ночью Мартелл ворочался и все воображал Юнию. Очень хотелось ее потрогать. Странное дело: он не мог бы сказать, как она в точности выглядела. Не рассмотрел? Да нет же, смотрел во все глаза. Забыл? Скорее всего. Ведь в ней поражала не внешность, а странная, нескрываемая сила – нежная и вместе с тем безграничная. Эта сила исходила от жены Септимия Руфа, и сам легат в ней тонул. Тонули и другие. Но Юния, как настоящая матрона, их не видела.

Убаюканный этой силой, Мартелл заснул легко и спал без обычных кошмаров. А утром, наконец, вспомнил, как выглядит супруга легата. Высокая, светловолосая, статная и слегка полноватая – именно так выглядела когда-то его мать.

Странно, но когда Юния попалась ему в лагере, то ни рослой, ни округлой она не казалась. Разве что глаза серые, строгие, а смеется, как девчонка, и движения резкие. «Ничего, – утешил себя проконсул. – Понесет ребенка, округлится. Будет говорить и разводить руками плавно». Даже больно, что такая женщина сама собирает хворост для очага, вон, руки исцарапала, кожа красная от холода.

– Почему не пошлете рабов?

– Рабы разбежались, – она откинула со лба несколько налипших светлых волосков.

– А ваши служанки?

– Они варят еду. Не люблю сидеть в дыму.