Звезда Cтриндберга - Ян Валентин

– Синьор Халл…

Ему показалось, что она прошептала эти слова ему на ухо. Чушь какая-то… Он прыгнул в воду.

Эрик нырнул довольно глубоко, может быть, даже очень глубоко – тело после выпивки было словно налито свинцом. Он сделал судорожный гребок, потом еще один, посильнее, и его вынесло на поверхность. Переведя дыхание, он лег на спину и открыл глаза. Проморгавшись, он заметил, что итальянка уже стоит на мостках, голая, почему-то с черной повязкой на руке.

Тело ее в лунном свете казалось совершенно белым, чернел только треугольник волос в низу живота. Она гибко потянулась, нырнула и поплыла кролем на середину озера.

Он попытался поплыть вдогонку, но быстро сдался. А дальше… странно, время словно остановилось. Они, как поплавки, качались на воде, не приближаясь и не удаляясь, и смотрели на далекую луну. Елена, казалось, совершенно не обращала на него внимания.

Девушка вылезла из воды первой, завернулась в полотенце и отошла на полянку поблизости.

Эрик заторопился – ему показалось, она уходит.

Оставляя на досках мокрые следы, он побежал на полянку, опустился на корточки и вновь попытался ее обнять. Но она ловко отстранилась и сказала холодно:

– Вы обещали показать крест.

– Да, да – бормотал он, пытаясь поймать ловко ускользающую от него девушку.

– Сначала принесите его сюда.

Из-под длинных ресниц на него смотрели зеленые глаза в траурной рамке маскары. Он неохотно поднялся.

Голый по пояс, с обмотанным вокруг бедер полотенцем, Эрик поплелся к даче. Через несколько минут он вернулся, триумфально подняв над головой откупоренную бутылку вина.

Но вино ее не интересовало. Она впилась взглядом в предмет, который он держал в другой руке, – металлический крест цвета слоновой кости с петлей.

– Bentornata[22], – пробормотала итальянка.

Эрик протянул ей крест.

Она даже не позаботилась одеться – так и сидела, завернувшись в купальное полотенце, и неотрывно разглядывала крест Анх, а он потягивал вино из горлышка.

Несколько раз он сделал попытку протянуть ей бутылку, но итальянка просто отодвигалась, не поднимая глаз… он не понимал, ни чем она занимается, ни почему это продолжается так долго. Она медленно поворачивала крест, словно бы читала эти выгравированные закорючки… ему даже показалось, что она шепчет что-то, отдельные слоги…

Эрик уставился на нее с внезапно проснувшимся пьяным любопытством. Нет, должно быть, показалось – губы итальянки были плотно сжаты.

– Это мой крест, – пробормотал он. – Это я его нашел. – Он подвинулся поближе. – А я еще там кое-что нашел… еще один маленький сюрприз… И никто о нем не знает… только я и знаю.

Она медленно подняла на него глаза.

– Но это за отдельную плату… Поцелуй… Один поцелуй… и я тебе покажу.

Она коротко засмеялась.

– Поцелуй… – повторил он, еле ворочая языком. – Поце…

С неожиданной для пьяного быстротой дайвер обхватил итальянку за плечи и впился ей в губы. В ту же секунду он ощутил резкий удар локтем в живот, и у него перехватило дыхание.

Он покачал головой, изображая обиду:

– Всего-то один поцелуй…

– Где? – услышал он ее голос.

Он уже привык, что итальянка скорее шепчет, чем говорит, но на этот раз голос был совсем иным – резкий, уверенный. Его затошнило, во рту появился отвратительный кислый вкус. Внезапно он потерял самообладание:

– Это тебе будет стоить, поняла, сука?

Он бросился на нее, повалил, прижал руки к земле коленями и сорвал с нее полотенце. На какую-то секунду он не уследил за ее рукой. Ему удалось парировать удар, но щека загорелась. Откуда столько силы в этой почти детской ручонке?

Эрик был вне себя. Ему вспомнились невыносимая вонь в этой трижды проклятой шахте, девица-фотограф с ее конским хвостиком и издевательскими фотографиями…

Ему удалось перехватить ее руку и снова прижать к земле. Он избавился от полотенца на бедрах и передвинулся вперед, усевшись ей чуть не на шею. Но в ту же секунду ему показалось, что голова его лопнула. Режущий звук немыслимой силы, как будто циркулярная пила впилась в череп.

Эрик прижал руки к ушам, как будто это могло помочь… но в ту же секунду, как он отпрянул от итальянки, звук исчез так же внезапно, как появился.

Он сделал еще одну попытку ее схватить.

Послышался звук разбитого стекла.

Он так и не понял в оставшиеся ему секунды, откуда взялась эта разбитая бутылка.

Ему также не суждено было узнать, что удар был такой силы, что острое стекло пробило височную кость и впилось в мозг, пропахав в нем страшную кровавую борозду…

И наступила тишина – только лепет ветерка в верхушках сосен, мягкое чмоканье волн и звук мотора приближающейся машины.

Дон остановил «Рено» у забора и выключил зажигание. Мотор, словно в агонии, дернулся несколько раз и затих – и в ту же секунду ночь прорезал рев мотоцикла. Дон успел посмотреть в зеркало заднего вида – красный габаритный фонарь мелькнул и исчез в темноте.

Он нащупал кое-как обмотанный изолентой рычаг ручного тормоза и потянул наверх. Дверь удалось открыть не сразу, пришлось несколько раз потянуть за рукоятку, прежде чем раздался заветный щелчок.

Рев мотоцикла слышался уже где-то вдалеке, но у Дона был превосходный слух.

Четырехтактный двухцилиндровый оппозитный мотор с низким центром тяжести. Максимальная скорость при восьми тысячах оборотов далеко за двести пятьдесят километров в час. Немецкий мотор. «БМВ».

Дон повернулся, опустил ноги на землю и потянулся – после долгой езды тело было совершенно ватным. Вычислительная машина в голове уже работала вовсю.

Bayerische Motoren Werke. Это им впервые удалось сделать работающий турбовинтовой двигатель. 18 июля 1942 года двигатель был установлен на «Ласточке» – «Мессершмите ME 262». Пробные полеты в Нижней Саксонии проведены в 1944 году, а в сорок пятом самолет уже принимал участие в отчаянной и безнадежной обороне Штутгарта, Ульма, Мюнхена, Инсбрука, Зальцбурга… Последнее слово немецкой военной техники, если не считать «Фау-2». Это было…

Дон ударил по окантовке двери, и внезапная боль в руке прекратила мучительную работу памяти. Он вылез из машины, с третьей попытки захлопнул дверь, отряхнул с руки чешуйки ржавчины и посмотрел на забор.

Он, конечно, не знал, что ему предстоит увидеть. Но то, что ни в одном окне не горел свет, в его расчеты не входило. Было всего только… впрочем, что ж, уже почти одиннадцать. Может быть, дайвер уже спит… Дом с погашенными окнами, купающийся в лунном свете…