Мулан - Элизабет Рудник

не хватало, чтобы кто-нибудь заметил, что о ней заботится это чучело.

Она сделала размашистый шаг вправо. И её мгновенно окатило дождём.

На крыше птица тоже переступила правее. Дождь прекратился.

Вскипая, Мулан шагнула в обратном направлении. Дождь стекал по лицу и до нитки вымочил одежду, однако она запрокинула голову и взглянула на Феникса.

- Я же говорила, – прошипела она, – я обойдусь без тебя.

Феникс нахохлилась, словно говоря: «Ладно, воля твоя», – а затем нарочито сложила крылья. И Мулан осталась стоять под дождём.

Ко времени, когда следующий новобранец пришёл сменить Мулан, её трясло от холода и утомления, а глаза слипались. Не доверяя собственному голосу, она кивнула и поспешила обратно в казарму. Ей не хотелось ничего, кроме как лечь и уснуть.

Но, отогнув полог палатки, она распрощалась с мечтами о ночном отдыхе. Все до единой лежанки были заняты. На некоторых лежали даже по двое. Громкие рулады храпа, перемежаемые кряхтеньем, разносились по шатру. В шатре было почти так же шумно, как если бы никто не спал, а все разговаривали. С глубоким вздохом Мулан пошла на цыпочках по узкому проходу между лежаками. Её глаза бегали из стороны в сторону, отчаянно разыскивая свободное местечко. Она прошла мимо Хонхэя и По, лежащих спина к спине. Её посетило мимолетное желание выжать им на головы свою мокрую рубашку, чтобы отомстить за подначку про головастика, но она быстро раздумала, когда Хонхэй громко крякнул. Даже во сне вид у него был устрашающий.

Она была уже готова сдаться, когда заметила узенькое местечко в самом конце шатра. Она прошла в тот угол. Оглядевшись по сторонам, чтобы убедиться, что никто не проснулся, она сняла самые мокрые и грязные слои своего одеяния. Стаскивая мокрую ткань через голову, она поморщилась. Её плечи занемели от многочасовой неподвижности, и она с ужасом представила, как будет чувствовать себя завтра. Сняв тугую обмотку, скрывавшую её грудь, она благодарно и глубоко вдохнула. Бинты были необходимы, они защищали её тайну, но какие же они неудобные!

Оставшись в простой длинной белой рубахе, которая, хотелось надеяться, скрывала изгибы её фигуры, девушка осторожно легла. Одно блаженное мгновение Мулан просто нежилась, прикрыв глаза и позволяя своим мускулам расслабиться.

Затем лежавший рядом солдат переливисто захрапел и перевернулся. И закинул руку прямо на Мулан, припечатав её к лежанке. И, к ужасу Мулан, это был не просто безликий ополченец, это был Яо! Тот самый парень, что задирал Сверчка. Она осторожно попыталась сдвинуть его руку, но он снова захрапел и закинул на неё и вторую руку. И теперь зажато было не только её туловище, но и обе руки. Она попалась.

Мысли Мулан заметались, хотя тело её оставалось обездвиженным. Ей нужно сдвинуть Яо. Но как? Она не могла пошевелить руками и уж никак не могла допустить, чтобы он проснулся и увидел её без доспехов. Белая рубаха могла обмануть глаз издалека, но Яо был слишком близко – неуместно близко.

Тут на грани её зрения возникло перо. Оно было жидкое и блёклое. Перо принялось щекотать нос Яо. Мулан осторожненько приподняла голову. Феникс стояла на краю лежанки и хвостовым пером щекотала Яо. Он забормотал что-то во сне, попытался смахнуть перо, но Феникс продолжила щекотать. Яо чихнул. Он полуочнулся ото сна, но затем перевернулся на другой бок, спиной к Мулан, и закинул руку на солдата, лежащего с другой стороны.

Мулан облегчённо выдохнула. Найдя взглядом птицу, которая уже поскакала к выходу из шатра, Мулан нехотя кивнула ей. Быть может, ей всё же нужна помощь... изредка.

Глава 11

– Воровство карается смертью!

Голос сержанта Цяна гремел над учебным плацем в центре лагеря. Утро настало как-то слишком быстро, с точки зрения Мулан. Её разбудил громко раскатившийся по шатру голос сержанта, который приказал всем собраться снаружи для оглашения распорядка. Мулан повезло: в последовавшей сумятице ей удалось прокрасться в тёмный угол и одеться. И вот она была среди сотен ополченцев и бывалых солдат, стоявших плечом к плечу, а сержант выкрикивал положения устава и наказание за их несоблюдение. Рядом с ним стоял командующий Тун и обводил взглядом ряды мужчин, выстроившихся перед ним.

- Дезертирство, – продолжал Цян, – карается смертью!

Мужчины слушали с мрачными лицами. Даже Яо понимал, что сейчас не время шутить.

– Привод в лагерь женщин или иное сношение с оными, – продолжал сержант, – карается смертью!

Мулан силилась, чтобы на её лице не отразился панический ужас. Её не отпускало чувство, будто все смотрят на неё, хоть умом она и понимала, что это не так. Произнесённые вслух слова сержанта Цяна сделали давнишний страх почти осязаемым. Она знала, что женщинам запрещено находиться в армии. Но под карой смерти? Это казалось чрезмерным.

Словно услышав её мысли, сержант Цян завершил:

– Бесчестное поведение... – он сделал паузу, позволив словам повиснуть в воздухе, а затем продолжал: – карается увольнением и позором.

Новобранцы ахнули.

Сержант Цян кивнул.

– Позором для вас, позором для ваших семей, позором для вашей деревни... позором для вашей отчизны.

По лицам окружавших её мужчин и по тому, как неловко они переступали с ноги на ногу, Мулан поняла, что все думают о том же, о чём и она сама. Позор – страшнее, чем смерть.

Мулан готова была поклясться, что, вселив страх в солдат, сержант Цян повеселел. Вышагивая перед ними, он вдруг остановился и ткнул пальцем в грудь одного из новобранцев.

- Мы из каждого из вас сделаем мужчину!

Учебный плац разразился ликованиями, к которым Мулан не особо искренне присоединила и свой голос, взметнув вверх руку. Внутри у неё всё сжалось. Как это возможно – сделать из неё мужчину, если она им никогда и не была? Или, того хуже, куда повернётся её будущая судьба, если кто-нибудь узнает правду?

* * *

Мулан была измотана. После утреннего наставления их согнали на середину учебного плаца для базовой подготовки. Час за часом она и другие «мужчины» отрабатывали одни и те же боевые приёмы. Предполагалось, что они должны обороняться, прилагая минимальное усилие и используя лишь собственные руки и ноги, а также вес тела. Руки Мулан болели после махов, и она готова была поклясться, что слышала хруст в бедре во время одного особенно энергичного лягания. Однако, невзирая на боль, она не останавливалась. Другие солдаты в изнеможении валились на землю, но Мулан не сдавалась. Она чувствовала на себе взгляд командующего