Забытые по воскресеньям - Валери Перрен

Жюля есть короткий дневник Аннет, в котором она записала много фраз на шведском. Мы перевели их с помощью онлайн-сервиса:

– Свет – белый.

– Кажется, что кто-то начистил дома отбеливателем – пятен не бывает никогда.

– Хорошо пахнет.

– Мы сохнем, не вытираясь полотенцами.

– Оладьи посыпаны сахаром.

– Насекомые поют.

– У меня никогда не было солнечного удара, это похоже на затянувшуюся оплеуху.

Шесть дней спустя, покупая в порту мороженое, они встретили братьев Неж, Алена и Кристиана.

Читаем в дневнике Аннет:

– Я сразу заметила разницу между парнями: один все время смотрел на меня, другой – нет.

– Они уезжают завтра.

– Они уезжают послезавтра.

– Они уезжают на той неделе.

– Они остаются с нами до конца каникул.

Через год Сандрин и Аннет встретились с Кристианом и Аленом во время летних каникул. На вокзале Лион-Перраш близнецы ждали девушек в зеленом кабриолете с откидным верхом на две лошадиные силы, что ужасно их насмешило.

После Кассиса они виделись, но не все вместе.

Кристиан неоднократно бывал на улице Фобур-Сен-Дени. Ален дважды ездил в Стокгольм. Познакомился с родителями Аннет, жил в их доме. После второго визита попросил руки девушки, что она нашла весьма романтичным, но несколько поспешным. В конце концов, ей было всего девятнадцать.

Тем не менее она решила учиться витражному делу во Франции и нашла мастера-наставника в Маконе, в ста километрах от Лиона. Сандрин тоже отправилась в этот город с Кристианом, так что им оставалось снять квартиру на четверых и поселиться в ней дружной компанией.

Оба близнеца учились в коллеже на музыковедческом факультете и твердо намеревались стать композиторами и торговать грампластинками. Кристиан должен был добывать всякие редкости, а Ален сочинял треки (помимо основной деятельности, то есть учебы).

Из Лиона они на своей зеленой малолитражке добирались до Милли дня за три. Город и деревню разделяло всего 170 километров, но Аннет при виде каждой новой церкви кричала: СТОП!

Она осматривала и фотографировала витраж, а трое ее спутников выпивали за столиком на террасе.

Десятки церквей спустя, когда машина наконец припарковалась у ворот, наступило 14 июля[36]. Мальчишки запускали петарды на тротуарах.

По радио по кругу гоняли песню Smalltown Boy группы Bronski Beat[37].

Отец моего соседа-фокусника рассказывал, что все они были необыкновенно хороши, но ничто не могло сравниться по красоте с белокурыми волосами Аннет. И ее лицом. Он говорил, что никогда не встречал подобной красавицы «вживе», только в глянцевых журналах и по телевизору. Я была совсем маленькой, когда услышала от него: «Она была очень ладненькой, твоя тетя…» Я не поняла, что это значит, и почему-то подумала о пироге, который пекла бабуля. О малиновом рулете.

Они вышли из машины, распевая Runaway, turnaway, runaway, turnaway[38] и подражая голосу Джимми Самервилла[39], и расцеловались с бабулей. Ну, не совсем так. Близнецы ее поцеловали, а она пожала руки Аннет и Сандрин. Потом четверка устроилась в беседке (так «громко» называли четыре столба, крытые сводом из высокого тростника и ивовых прутьев).

Бабуля выставила на литой металлический столик бутылку портвейна, ведерко со льдом и шесть стаканов, сказав, что Арман скоро будет.

В тот день бабуля приготовила кускус с морепродуктами. Вообще-то в нашей семье это блюдо не принято подавать 14 июля, но близнецы настояли.

Глава 31

Зимнее время.

– Здравствуйте, мадам Миньо, этой ночью мы перешли на зимнее время. Нужно перевести ваш будильник на час назад.

– Знаете, душечка, для меня здесь всегда одно и то же время.

Глава 32

Сегодня самое безумное воскресенье с тех пор, как я начала здесь работать. Жо и Мария со мной согласны. Это отразилось даже на трансляции мессы: в 11:00 перед экраном телевизора не оказалось ни одного человека.

Вчера между 14:30 и 15:30 из комнаты мсье Поля было сделано пятнадцать звонков, все – семьям, живущим на расстоянии больше 300 километров от «Гортензий». Телефонный аноним – гениально организованный человек, и если верить мадам Ле Камю, он или она использует преобразователь голоса.

– Здравствуйте, с вами говорят из «Гортензий», дома престарелых в Милли. С прискорбием сообщаем вам о смерти… Будем благодарны видеть вас завтра в приемном покое до 11:00, времени, когда тело заберут в морг, находящийся по адресу: Милли, Церковная улица, 3. Примите наши соболезнования.

Людям, живущим совсем близко, звонки были сделаны вчера, после 23:00. Чтобы никто не явился раньше сегодняшнего утра.

Вчера вечером я дежурила. В 22:00 заглянула проведать мсье Поля, он был один. Будь Питер Фальк[40] еще жив, он бы урегулировал это одним махом, я в этом уверена.

Мадам Ле Камю изнемогает от усталости, а Старски и Хатч обыскивают комнаты «жертв», как в американском сериале, только легавые не такие сексуальные.

Все родственники решили подать жалобу на «Гортензии», а администрация, в свою очередь, на господина Анонима, но правомерно ли подавать на него жалобу, если ты из числа «забытых по воскресеньям»?

Но это было лучшее воскресенье из всех, что я помню: опустели приемный покой, коридоры, карточная комната и видеозал. Наш фокусник вернулся к себе со всеми своими птицами, Чаплин остался на DVD, а Бурвиль застрял в своем микрофоне вместе с «Маленьким потерянным балом».

Роман пришел навестить Элен, но мы не пересеклись. Я была слишком занята – сообщала живым новости о живых, а когда зашла поцеловать Элен, почувствовала на ней его запах и ненадолго осталась. Села рядом и читала ей отрывки из моей синей тетради.

С 4 октября 1940 года любой «иностранный гражданин еврейского происхождения» должен быть интернирован. Симон больше не выходит из подвала кафе. Элен и Люсьен убедили клиентов, что на днях он уехал, не оставив адреса.

Коммуна Милли находится в оккупированной зоне[41]. Французская полиция бдит, рыщет, обыскивает. Немецкие офицеры заходят в кафе, едят и удаляются. Их всегда обслуживает Люсьен. Как только они появляются, он дает сигнал Симону, топнув ногой по стальной крышке люка за стойкой бара. До подвала долетает малейший звук.

Симон прячется – не без труда, забираясь со скамеечки на антресоли, которые когда-то соорудил отец папаши Луи, – и остается там, пока Люсьен не приходит вызволить его. Сам он слезть не может: тайник открывается только снаружи.

После Симона наступает черед предупредить Элен, чтобы она не появлялась. Для этого есть два кода. Если заходят выпить немцы, Люсьен приглушает звук радиоприемника, стоящего на стеллаже за баром. Если же появляются французские полицейские,