От Лубянки до Кремля - Валерий Величко

Если проанализировать биографии первых лиц КГБ СССР, то там непременно найдете работу на серьезных освобожденных партийных должностях.

Кстати, большинство бывших инструкторов суплатовского набора ушли на руководящие должности в подразделения КГБ СССР, некоторые из них, например Н.Н. Бордюжа и другие, и сегодня при власти и при погонах. Хорошо это или плохо, не знаю!

Каждому Бог судья.

* * *

Но вернемся к предложению Ю.С. Плеханова.

Надо сказать, что, кроме всего прочего, оно было неконкретным. Юрием Сергеевичем не была определена будущая моя должность, сущность предстоящей работы. И, естественно, я отказался.

Через пару месяцев Плеханов вновь вернулся к вопросу о моем переходе в «Девятку» и предложил мне должность заместителя начальника 2-го отдела, как сегодня говорят, отдела собственной безопасности, ехидно приговорив при этом: «раз уж ты — контрразведчик!»

Но и это меня не устраивало. Я тогда, не понимая полностью обязанностей подразделения, посчитал, что контрразведка контрразведке — рознь. Одно дело защищать серьезные государственные секреты, бороться на канале выезда советских граждан со спецслужбами ГП (Главного противника), а другое, как я нахально сформулировал тогда, — «…выяснять, кто в холодильнике охраняемого лица отрезал лишний кусок колбасы или кто прижал в углу горничную…» — не мой профиль.

Но когда Юрий Сергеевич в третий раз настойчиво предложил мне «пойти работать к нему уже «помощником», отказываться в моем положении было бы точно нахальством.

Тем более что, если первые вечерние беседы в Кремле за рюмкой чая проходили в форме не требующего срочного ответа душевного философского рассуждения, типа «а если…», то последняя — в виде жесткого безальтернативного предложения, предполагавшего по-армейски короткий и однозначный, уже отработанный мной ответ «Есть!»

К чему были такие напор и спешка я понял только позднее со слов секретаря Парткома А.Б. Суплатова. Я узнал, что в то же время он предполагал назначить меня заместителем заведующего отделом организационно-партийной работы. Своими размышлениями он поделился с ЮС, ведь я был и «его инструктором». И тот поспешил уговорить меня до того, как стали известны намерения моего партийного руководства. Ведь предлагаемые должности были совершенно неравнозначны.

Кстати, после перехода в 9-е Управление на должность помощника его начальника я еще чуть ли не месяц вынужден был сидеть в будущем моем кабинете вместе с предшественником, полковником Рудаковым, пока шла подготовка документов на его увольнение. Человек он был заслуженный, деликатный и доброжелательный, но морально это было и для него и для меня достаточно тяжело.

А в тот вечер, естественно, мой ответ был предопределен заранее. Ведь предлагал член Коллегии и Парткома КГБ СССР, начальник одного из самых закрытых и специфических Управлений Комитета госбезопасности, близкий человек Юрия Владимировича Андропова, генерал-лейтенант. И просто — уважаемый мною человек…

И политически предложение Плеханова полностью соответствовало моим убеждениям.

Являясь, я думаю, самым информированным органом государства, Комитет госбезопасности под руководством Ю.В. Андропова серьезно отличался от окружающего партийно-чиновничьего мира. Тщательный отбор сотрудников, здоровые морально-психологические, я не побоюсь сказать, — партийные по большей части отношения в коллективах, избавили его от большинства присущих обществу «зрелого социализма» болезней и болячек.

Вы помните, что даже А.Д. Сахаров, очень не любивший КГБ СССР, который, кстати, не только охранял, обувал, одевал его, но и решал не только бытовые, но и многие глубоко личные его проблемы, в одной из первых перестроечных книг отметил: «…что КГБ единственная некоррумпированная государственная организация СССР…».

Большой жизненный опыт, хорошее образование и достаточная широта взглядов большинства руководителей КГБ и его подразделений способствовали смелым принципиальным оценкам положения дел в мире, в нашем обществе, постоянному поиску соответствующих этому форм и методов работы.

В частности, его критики, упирая на «преследование диссидентов и психиатрички», очень редко вспоминают о большой предупредительно-профилактической работе, в т. ч. и силами общественности, о практике «официального предостережения» и др.

Только в 1971–1974 годах избежал заключения под стражу 981 гражданин, в действиях которых полностью имелся состав особо опасных и иных государственных преступлений. (Но «черного кобеля не отмоешь добела»! — 150 из них вернулись на преступную стезю и понесли заслуженное наказание.)

Мы раньше и четче высокопоставленных хозяйственников и партийных работников видели и понимали глубинные проблемы страны.

Информационно-аналитическая группа УКГБ по Воронежской области

Так, будучи начальником информационно-аналитической группы (ИАГ) УКГБ по Воронежской области, еще в середине 70-х я запланировал и провел исследование социально-политического положения в Воронежской области, настроений и отношения населения к власти.

Проанализировал, насколько я помню, около 13 тысяч карточек ИАГ, в которых фиксировались различные антисоветские проявления: листовки, плакаты, анонимные письма в партийные и советские органы, политически нездоровые высказывания на собраниях в коллективах, различного рода антисоветские надписи и т. п., собранные почти за 10 лет. (Кстати об антисоветских анекдотах речь тогда вообще не шла.)

Свои выводы и рассуждения подкрепил конкретными и серьезными цифрами. Мной учитывались возраст, образование, профессия «антисоветчиков». И оказалось, что в большинстве случаев их действия трудно было связать с покушениями на власть, а, как это тогда писалось, материалов, «содержащих террористические высказывания в отношении руководителей КПСС и Советского правительства» или «допускавших угрозы физической расправы в адрес представителей местного партийно-советского актива и должностных лиц», было всего ничего.

Даже в годовых отчетах КГБ СССР отмечалось, что в течение года в нашей многомиллионной стране проявляли себя в среднем всего около 2000 авторов антисоветских анонимных документов. Потенциальные «террористы» даже из этого числа «антисоветчиков», которые по глупости считали себя защищенными анонимностью, составляли всего 5–6 %.

И их число было относительно стабильно: 1976 г. — 1629/48 (2,8 %); 1978 г. — 1660/103 (6,2 %), 1979 г. — 2410/121 (5 %), 1981 г. — 1963/90 (4,6 %).

Для примера, во второй половине 1980-х по учетам Секретной службы Министерства финансов США, охраняющей лидеров страны, только в полумиллионном Вашингтоне проходило около 40 тысяч здоровых и больных людей с агрессивными, в т. ч. антиамериканскими и террористическими намерениями. Даже при условии безграничной любви американцев по любому случаю обращаться к психоаналитику или психиатру это несоизмеримые цифры.

К нашему удивлению самыми большими «антисоветчиками» оказались не вечно фрондирующие на кухонных посиделках интеллигенты, как считалось априори, не малограмотные гэпэтэушники, а «гегемон» — квалифицированные рабочие, взрослые люди, пережившие голодные послевоенные времена восстановления народного хозяйства. А это ведь было задолго до создания польской антисоциалистической «Солидарности», пробившей первую брешь в политической системе не только ПНР, но и всего социалистического лагеря. (Профсоюз «Солидарность» в качестве независимой общественной организации был зарегистрирован Верховным судом ПНР в ноябре 1980 года.)