Солнечный камень - Алекс Рудин

одним духом осушил кувшин и всю ночь спал спокойно, даже почти не ворочался. И утром хотя и выглядел осунувшимся, но жара у него не было, и рука болела терпимо.

Адальберт, который не понаслышке знал, как могут гноиться любые раны, удивился мастерству лекаря пруссов и помолился за спасение спутника.

Вот и сейчас Бенедикт без помощи поднялся с лавки и упрямо повторил:

— Я пойду с вами. Помогу убедить вождя.

Адальберт бросил короткий взгляд на Эрика. Но рыжебородый великан равнодушно ждал, что решат монахи. Тогда епископ решительно кивнул:

— Хорошо. Идём!

Ему и самому стало легче на душе.

По дороге Адальберт с удивлением разглядывал деревню пруссов. Ничего себе!

Отправляясь в дорогу, он представлял себе дикарей, которые ютятся в лачугах из веток, или в наспех вырытых землянках и питаются чуть ли не сырой рыбой. Но всё оказалось иначе.

Пруссы жили в небольших, но добротных деревянных домах. Селение удачно расположилось в излучине широкой реки. Здесь река делала почти полную петлю, огибая невысокий холм. У подножия этого холма и находилась деревня. Единственное не защищённое рекой место пруссы огородили крепким и высоким бревенчатым частоколом. С внутренней стороны по верху стены шёл дощатый помост для лучников. А снаружи от одной излучины реки до другой был вырыт широкий ров, превращавший холм в настоящий остров.

Ров Адальберт видел ещё вчера, когда они только шли в деревню. Им пришлось пройти по узкому деревянному мосту, и епископ с содроганием заметил, что из мутной воды под ними торчат острые деревянные колья.

Да, эту деревню непросто взять приступом. Благодаря удачному положению, она занимала большую площадь. Дома не теснились друг к другу, и располагались свободно, образуя семейные дворы. На вершине холма стоял дом вождя, сам по себе похожий на крепость. Перед ним, у подножия лежала торговая площадь. Сейчас она была пуста — видно, оживала только в дни приезда торговцев.

Адальберт задумался — с кем же торгуют пруссы? Географию епископ знал весьма приблизительно, но припомнил, что к востоку отсюда живут племена огнепоклонников-жемайтов, а ещё дальше лежит та самая Руссия, которую хотел крестить его наставник.

Воистину, христианский мир только кажется большим, пока живёшь в нём. Но стоит выйти за его пределы — и сразу понимаешь, какие огромные скопища язычников окружают оплот истинной веры. Это похоже на масляный светильник, который со всех сторон обступила ночная тьма. И долг каждого христианина заботиться о том, чтобы светильник не угас, а наоборот — разгорелся , как можно ярче. Это и его, Адальберта, долг!

Они пересекли торговую площадь. На всякий случай, Адальберт поддерживал Бенедикта под локоть здоровой руки. Но раненый монах шагал твёрдо, хотя и не быстро.

Сразу за торговой площадью начинался крутой подъём на холм. Здесь пруссы выстроили настоящую деревянную лестницу с низкими ступенями. Да не дощатую, а из толстых отёсанных брёвен — чтобы стояла крепко и долго.

— Говори помедленнее, — предупредил Эрик Адальберта, — я буду переводить. И не криви душой. Вождь Арнас очень умён и увидит ложь даже без моей помощи.

Слуге Спасителя лгать не к лицу, хотел сказать Адальберт. Но поморщился от кислого привкуса этих напыщенных слов и просто кивнул:

— Хорошо.

На вершине холма их ждал ещё один частокол, а в нём — крепкие деревянные ворота. Впрочем, ворота были открыты настежь, и воинов возле них не было. Видно, укрепление строилось только на случай нападения врагов, а собственных подданных вождь пруссов не опасался. Так решил Адальберт.

Эрик подтвердил догадку епископа.

— Пруссы — свободные люди, и сами выбирают себе вождей. Точнее, не так. Вождём становится сын вождя. Но только если его одобрит народ.

Миновав ворота, монахи в сопровождении Эрика вошли в большой бревенчатый дом. Низкий, основательный, с крышей, покрытой зеленеющим дёрном — он напоминал прямоугольный камень, вросший в вершину холма.

В большом зале жарко горел очаг. На вертеле над огнём жарилась целая свиная туша. Посреди зала стоял длинный деревянный стол, окружённый деревянными лавками. На лавках сидели приближённые вождя, а сам Арнас сидел во главе стола в крепком деревянном кресле.

Лицом вождь напоминал простого крестьянина — нос картошкой, высокий лоб под длинными прядями седеющих волос, крепкий подбородок, заросший коротко подстриженной бородой. Умные прищуренные глаза вождя внимательно смотрели на епископа.

Эрик, войдя в зал, поклонился. Но не вождю, а сразу всем собравшимся. Собравшиеся ответили кивками и гулом голосов. Впрочем, гул стих сразу, стоило заговорить вождю. Затем Эрик сделал шаг в сторону, освобождая дорогу епископу.

Вождь внимательно посмотрел на Адальберта.

— Как тебя зовут? — звучным голосом спросил Арнас. — Откуда и зачем ты прибыл к нам?

Эрик негромко перевёл слова вождя.

Адальберт крепче сжал в ладонях Евангелие.

— Меня зовут Адальберт, — ответил он. — Я епископ Пражский. Прибыл из Польши, чтобы принести в ваши сердца свет истинной веры.

Внимательно слушавшие перевод Эрика пруссы снова загудели, удивлённо и недовольно. Но Арнас движением руки остановил их.

— Это мой спутник Бенедикт, — продолжил Адальберт. — Его ранили разбойники, и ему трудно стоять на ногах. Позвольте ему присесть.

Выслушав перевод, вождь коротко взглянул на светловолосого юношу, который стоял возле него. Юноша быстро вышел и вернулся, неся в руках два деревянных табурета. Один он поставил возле Бенедикта, другой предложил Адальберту.

Бенедикт устало опустился на табурет. Адальберт остался стоять, а юноша вернулся на своё место возле вождя.

Слуга, подумал Адальберт. Но затем увидел, как свободно держится юноша, и изменил своё мнение.

Сын.

— Ты голоден, Адальберт? — спросил вождь. — Боги, в которых верим мы, велят нам кормить всех голодных. Хочешь мяса и пива? Садись к столу и поешь.

— Спасибо.

Адальберт чуть наклонил голову.

— Я редко ем мясо и не пью хмельного. Но если у вас найдутся овощи и вода — они вполне подойдут.

Пруссы снова удивлённо зашумели.

— Овощи сейчас приготовят, — ответил вождь и снова кивнул сыну. — А пока, Адальберт, расскажи о своём боге, раз уж он заставил тебя проделать такой трудный и долгий путь.

Вождь помолчал, задумчиво постукивая пальцами по столу.

— Я слышал, что этот бог слаб. Он позволил распять себя на кресте и ничего не сделал своим палачам. Это так?

Адальберт почувствовал возмущение. Какой-то язычник так непочтительно отзывается о Спасителе! Но епископ одёрнул себя.

— Нет, не так, — ответил он, стараясь говорить спокойно. — Христос не тронул палачей не потому, что