Общество контроля. Как сохранить конфиденциальность в эпоху тотальной слежки - Джон Фасман

Окленде (Чикаго) или Вашингтоне (округ Колумбия), я беседовал с каким-нибудь активистом или просто обычным гражданином – попутчиком в поезде, водителем такси или барменом, – который был уверен, что ShotSpotter записывает разговоры людей. Я слышал это утверждение на обоих побережьях и посередине между ними, от стариков и молодых, мужчин и женщин самых разных национальностей. Это не звучало как мнение большинства, но не было и музейной редкостью.

В ShotSpotter настаивают на том, что их технология этого делать не может. То же самое говорят и все мои собеседники из полиции, знакомые с ShotSpotter: голоса людей не звучат как фейерверки или моторные тормоза, мы не издаем громких пульсирующих звуков в диапазоне от 120 до 160 децибел, а датчики обучены распознавать именно такие сигналы. К тому же ни одна запись в системе ShotSpotter не хранится дольше семидесяти двух часов. Я знаю, что еще никто не обвинял ShotSpotter в перехвате каких-либо разговоров. Если многочасовой просмотр видео с нательной камеры истощает ресурсы отдела полиции, во сколько обошелся бы мониторинг каждого разговора в пределах досягаемости сигнала ShotSpotter?

Следовательно, либо и сам ShotSpotter, и полиция, использующая его технологию, обманывают или обманываются, а значит, мы имеем дело с заговором, охватывающим девяносто городов, тысячи полицейских и сотни сотрудников государственной компании, которые общими усилиями отстаивают недоказанную ценность и безопасность этих технологий, либо ShotSpotter действительно не распознает и не записывает разговоры граждан.

Но прежде чем возмущенно закатить глаза при виде очередной теории заговора, представьте себя снова в городе средних размеров, где много перестрелок и отравлены отношения между полицией и населением – только на этот раз вы не начальник. Вы обычный цветной рабочий из захудалой части города.

Вас – и многих других людей, похожих на вас, – всю жизнь без веской причины останавливала полиция. С вами неуважительно разговаривали, без разрешения обшаривали карманы и пару раз выписали изрядный штраф за незначительные нарушения. Может быть, кого-то из ваших близких даже упрятали за решетку. В последнее время дела пошли лучше, согласитесь, похоже, департамент либо прилагает реальные усилия, либо находится под федеральным контролем. Но неприятности происходили годами, даже десятилетиями. У каждого, кто похож на вас, есть история о пугающем или огорчающем столкновении с правоохранительными органами.

Поэтому когда на углу улицы стоят машины с включенными мигалками, а вокруг серьезные офицеры с руками на кобурах, и вы спрашиваете одного из них, что случилось, а он указывает на маленький белый ромб на столбе со светофором и отвечает, что эти штуки вызывают полицию, когда слышат выстрелы, примете ли вы это объяснение за чистую монету? Или вы, помня о неудобствах, которые случались с вами и вашими близкими, подумаете, что полицейский отвечает не совсем честно? Вы задаетесь вопросом: разве подслушивание не является нарушением закона? Но когда они остановили вашу машину и обыскали ее без ордера – они ведь тоже не слишком заботились о букве закона.

Когда правительство внедряет новые технологии наблюдения, каждая из них может и ухудшить, и улучшить его отношения с обществом. И результат часто зависит от того, насколько прозрачны действия властей. Для граждан – и для меня, конечно, – весьма важно, как именно это происходит: то ли однажды на улице просто появляются акустические датчики, то ли полиция проходит через (как всем известно) раздражающий, обременительный процесс ведения долгих общественных форумов, без устали объясняя, что это за датчики, что они могут делать, чего не могут и почему там находятся. Второй вариант явно лучше. Городские власти должны объяснять, какие технологии используются и почему. Это не менее важно, чем сама технология.

3. Следим друг за другом

Все честные магистраты должны быть крайне заинтересованы в том, чтобы их дела рассматривались открыто и обсуждались публично.

Мужчина, сидящий напротив, говорит, что его семь раз били электрошокером. Он высокий, крепкий, восторженный и открытый, в хорошей одежде, с густыми седеющими волосами и выпуклыми веками. Мы находимся не в полицейском участке и не в психиатрической больнице, а в офисе WeWork на Таймс-сквер. Насколько мне известно, у этого человека нет судимостей, он не кажется мне мазохистом или любителем острых ощущений. Его зовут Рик Смит, и его бьют электрошокером по той же причине, по которой пекарь ест хлеб. Он руководит компанией, которая исследует, как полиция и граждане следят друг за другом. В этой главе мы будем наблюдать за наблюдающим и узнаем, как новые способы мониторинга поведения меняют работу полиции.

Смит управляет компанией Axon. Сегодня она наиболее известна своими нательными камерами, которые производит и продает полиции. До 2017 года компания называлась Taser – это марка основного продукта и источника дохода. Сменив название, руководство фирмы тем самым подчеркнуло, что смещает акцент с электрошоковых устройств (слово тэйзер, как и ксерокс, и клинекс, успело стать общим названием всех товаров этой категории) на растущий бизнес по производству видеокамер.

В 1993 году Смит, которому тогда было двадцать три года, окончил бизнес-школу и отправился в Тусон (Аризона), чтобы познакомиться с Джеком Кавером, 73-летним изобретателем нелетального оружия. В юности Каверу нравилась книга «Том Свифт и его электрическая винтовка» – о мальчике, который изобретает пистолет, стреляющий электрическими разрядами. Аббревиатуру из заглавия этой книги Кавер превратил в название оружия, которое должно было выводить людей из строя при помощи электричества, но не убивать: TASER.

Я познакомился со Смитом, когда он находился в турне по городам с презентациями своей новой книги «Конец убийства». Это отчасти мемуары и отчасти аргументы в пользу широкого применения нелетального оружия (и против огнестрельного), а по сути – пространная, наводящая на размышления, увлекательно написанная реклама продукции его фирмы[43]. Если это читается как насмешка, прошу заметить: у меня не было такого намерения. Смит является основателем и генеральным директором[44] публичной компании. У него есть фидуциарные обязательства перед акционерами, и его долг – убеждать людей покупать его продукцию. Он окончил Гарвард с ученой степенью в области неврологии. Первоначально его фирма занимала гараж в Аризоне, но со временем превратилась в ведущего поставщика нательных камер и электрического оружия для американской полиции. В 2002 году он стал предпринимателем года по версии Ernst & Young.

В «Конце убийства» Смит благодарит физика Кавера за блестящий, изобретательный и плодовитый ум, преисполненный идей и энтузиазма. Однако он добавляет, что Кавер споткнулся, когда пришло время взять идею из головы и превратить ее в продукт, за который люди будут платить. Смит понял, как продавать нелетальное оружие полицейским управлениям. Сначала им с Кавером пришлось сменить дизайн. В первоначальной версии Кавера для запуска наэлектризованных дротиков использовался порох,