Красный дом - Роз Уоткинс

множество диких цветов. Туда никто не ходил, поэтому я обычно доходила до центра поля и усаживалась там, скрытая из виду цветами. Там росли разные цветы – крошечные белые, голубые, которые, казалось, переливались на свету, маленькие пурпурные, напоминавшие орхидеи. Они помогали мне все забыть.

Но однажды я услышала, как кто-то ко мне приближается. Я сидела тихо, надеясь, что этот человек меня не заметит. Это оказался мальчик. Он тоже уселся в цветах, только с книгой. Он осматривал цветы, а потом сверялся с книгой. Я пыталась сидеть абсолютно неподвижно, задерживала дыхание, но он почувствовал мое присутствие, посмотрел прямо на меня, и я была вынуждена улыбнуться и поздороваться.

Он подвинулся немного поближе ко мне и спросил:

– Ты Селестина?

Конечно, я его не узнала. Он выглядел, как все остальные мальчики.

– Меня зовут Коди, – подсказал он.

– Да, конечно. Привет.

– Не говори никому, что я сюда приходил смотреть на цветы, – попросил он. – А то об этом будут трепаться до конца моей жизни.

Я рассмеялась.

– Я сохраню твою тайну.

И мы стали встречаться на этом поле с цветами. Похоже на типичное клише из любовных романов, не правда ли? Только окончилось все совсем иначе.

Я понимаю, что сошла с тропинки и нахожусь рядом с домиком на дереве, словно мои воспоминания привели меня сюда. Я резко разворачиваюсь и иду назад к дому Грегори и Деллы.

Они в кухне. Грегори разбирает стопку рекламных проспектов агентства недвижимости, а Делла сидит с чашкой кофе и внимательно меня изучает.

– Я бы на твоем месте выбрала тон посветлее, Ева, – говорит она. – Может, что-то поближе к кофейному? Он лучше подойдет к твоему цвету лица.

– Я не знала, что она собиралась оставить его мне, – заявляю я. – Мы никогда это не обсуждали.

Грегори склоняется над столом и засовывает рекламные проспекты в конверт. Делла наливает чай в его чашку.

– Мне не хотелось бы, чтобы ты занимался этим за кухонным столом. У тебя есть кабинет.

– Я хотел поговорить с Евой. – Он поднимает голову от своих проспектов и прищуривается, глядя на меня. – Я не понимаю, почему ты хочешь оставить Джозефа в живых, если это вообще можно назвать жизнью. Он уничтожил все. Ты хочешь потратить наследство, все, что тебе осталось от семьи, на то, чтобы поддерживать в нем жизнь? Без какой-либо цели?

– Я обещала бабушке, – отвечаю я и понимаю, что это звучит нелепо. Она умерла. Она никогда не узнает, что я нарушила обещание.

Грегори смягчается.

– Я знаю, что ты обещала, Ева. Но просто подумай об этом. Ее больше нет с нами, а что за жизнь у этого парня? Пегги была уверена, что он когда-нибудь поправится, но он не поправился. И не поправится.

– Я знаю.

– Печально то, что Пегги не смогла смириться с положением дел – она потратила такую огромную часть жизни на уход за ним. Когда она узнала, что умрет раньше него, она поняла, что это было ошибкой. Дать ему умереть означало бы признать это.

Я чувствую, что начинаю поддаваться. То, что говорит Грегори, на самом деле имеет смысл. Мое сопротивление, мое нежелание дать Джозефу умереть нелогично. Я думаю, что хватаюсь за свою любовь к нему, ведь когда-то я любила его, он был моим старшим братом. И независимо от обстоятельств, тяжело позволить своему старшему брату уйти, особенно если он твой последний близкий родственник.

– Я действительно любила его в детстве, – говорю я. – Я не помню деталей, но знаю, что любила его. Я имею в виду… до.

– Мне очень жаль, Ева. Я знаю, как все это тяжело для тебя. Ты потеряла семью, только что лишилась Пегги, а теперь еще встал вопрос с Джозефом, независимо от того, что он натворил.

И именно в эту минуту, когда Грегори демонстрирует сочувствие, я ломаюсь.

– Хорошо. Ты прав. Нам следует дать ему умереть.

Глава 11

На следующий день я отправляюсь в дом инвалидов «Гринакр» и подписываю тысячу документов, подтверждая, что мы собираемся позволить Джозефу умереть. Доктор Патель говорит мне, что я поступаю правильно. Также она говорит, что грустно в конце концов отпускать его, но так будет лучше. Звонят разным чиновникам, а я сижу и жду в каком-то отупелом состоянии. Меня немного мучает чувство вины, но преобладает оптимизм. Это начало светлой полосы моей жизни.

Вернувшись домой, я не могу поверить, насколько лучше я себя чувствую. Я читаю, немного смотрю телевизор, провожу несколько часов, просматривая видео с котиками на Ютубе. Облегчение от того, что решение принято, вызывает легкую дрожь по всему телу.

Я звоню Грегори, и мы разговариваем почти как нормальные люди. Он говорит мне, что собирается инвестировать унаследованные от Пегги деньги в агентство недвижимости, они должны оживить бизнес, и все будет хорошо. Похоже, он больше не злится на меня за то, что я получила Красный дом.

– Я не стану извиняться за свои чувства, – заявляет Грегори. – Он убил моего брата и его семью, и я не стану притворяться, что опечален из-за него.

– Все нормально, – отвечаю я. – Я вначале расстраивалась, но теперь тоже чувствую облегчение.

Мы заканчиваем разговор на хорошей ноте, и я чувствую, что улыбаюсь. Эта улыбка идет изнутри, а такого не было на протяжении многих лет. Я решаю съездить в приют для животных, снять ролики о свиньях и сообщить Мэри, что нам нужно совсем чуть-чуть продержаться, и тогда у меня, возможно, появятся деньги, чтобы закрыть долги по аренде, и я постараюсь вытащить нас из этой дыры.

* * *

Приехав, я не вижу Мэри, поэтому иду взглянуть на свиней. У них большой амбар, выложенный соломой, оттуда есть выход к очень грязному участку под открытым небом, где они сейчас и валяются. У нас есть один очень фотогеничный хряк по кличке Энгельберт. Я уверена, что видео с ним, с довольной мордой барахтающимся в грязи, понравится тем, кто нам помогает.

Я подпрыгиваю, услышав шуршание над головой. Я смотрю вверх, пытаясь понять, что же это было, и вижу ногу. На вишне. Затем я вижу всю Мэри, которая устроилась надо мной подобно гигантскому голубю.

– Что происходит?.. – спрашиваю я.

– Ева, хорошо, что ты здесь. Ты мне поможешь, – спокойно говорит она, словно происходящее абсолютно в порядке вещей.

Я хмурюсь, пытаясь рассмотреть что-то среди листвы.

– Я могу узнать, что происходит?

– Это Глициния. Она застряла.

Словно как по команде до меня сверху доносится тихое жалобное мяуканье. Я вижу только одну рыжую лапу, впившуюся