Две судьбы. Книга 6. Обман - Семен Малков

— Тогда обратите внимание на явные несуразности! — потребовал Петр, приняв хитрые реверансы Николая Ильича за чистую монету. — Ну зачем мне нужен был чужой пистолет, когда у меня есть свой? И главное, я сам, что ли, себя ударил по голове так, что потерял сознание?

Однако в запутанных делах Шитиков чувствовал себя как рыба в воде.

— Всему, Петр Михайлович, можно найти логическое объяснение, — спокойно возразил он. — Вы ведь могли не сразу потерять сознание. После того как этот бандит ударил вас по голове рукояткой пистолета, отобрали его у Коновалова, и трижды выстрелили ему в спину, когда попытался удрать.

— А куда подевались его отпечатки на пистолете? — указал ему на недостаток версии Петр. — Это бандит, умирая, их стер, что ли? — насмешливо взглянул он на следователя. — Чепуха какая-то!

— И этому тоже можно найти объяснение. Было бы желание, — хладнокровно возразил Шитиков. — Так вот, Петр Михайлович, в отличие от моего начальства желания толковать факты не в вашу пользу у меня нет. Ваши адвокаты — мастера своего дела, и кое в чем меня убедили.

Он сделал значительную паузу и, остро взглянув на Петра, с прозрачным намеком сказал:

— Но даже эти опытные крючкотворы не отдают себе отчет в сложности дела и тяжести вашего положения. И слишком мало, — понизил голос, — меня ценят.

«Понятно! Хочет получить взятку, — догадался Петр, и это его приободрило. — Значит, мои дела не так плохи, как он старается изобразить. Интересно, сколько же он потребует?»

Однако в задачу Шитикова входило лишь намекнуть на свою готовность помочь, с тем, чтобы Петр дал команду действовать адвокатам. Поэтому сказав, что хотел, он перевел разговор на то, зачем его к себе вызвал.

— Подумайте, Петр Михайлович, над моими словами и вполне может быть, что мы сумеем найти путь к тому, чтобы, пока идет следствие, выпустить вас под залог. А сейчас займемся другим малоприятным делом.

Шитиков вытащил из лежащей перед ним тоненькой папки несколько бумаг и, показав Петру, объяснил:

— Это документы, необходимые для расторжения вашего брака с Дарьей Васильевной.

Сделав паузу, он с деланным сочувствием объяснил:

— Она на следующей неделе улетает в США и попросила меня, чтобы я их у вас подписал. Сказала, будто вы ей это обещали и что самой сделать это тяжело.

Все сказанное им было правдой, за исключением того, что Даша ему за это хорошо заплатила. Передав Петру бумаги, он со скрытым злорадством искоса наблюдал, как тот растерянно их изучает.

«Значит, Дашу я потерял. И виноват в этом сам, — с горечью подумал Петр. — Но все же она могла бы не так спешить», — а вслух лишь спросил:

— Она летит, чтобы отдохнуть до суда?

— Нет, Петр Михайлович! Как я понял, летит туда работать. Уже заключила контракт, — с фальшивым сочувствием ответил Шитиков. — Говорит, что если потребуется, то прилетит. Однако рассчитывает, что вас разведут с ней заочно.

Но он напрасно надеялся, что подследственный сильно расстроится и ему придется его утешать. Петр сумел совладать со своим нервами и, лишь потемнев лицом, молча подписал все, что от него требовалось.

Утром того дня, когда Даше надо было лететь в США, она встала позже обычного. Накануне до полуночи просидела с родителями, а потом долго не могла заснуть, одолеваемая воспоминаниями и мыслями о том, что ожидает за океаном. Когда Анне Федоровне все же удалось поднять ее с постели, чтобы позавтракала, она объявила матери:

— Пожалуй, уйду на целый день побродить по городу. И пообедаю где-нибудь по дороге. Хочу попрощаться с Москвой! Ведь уезжаю не на месяц и не на два. Ты меня понимаешь, мама?

— Еще бы, доченька! Там ведь все чужое, а воспоминания будут тебя согревать, — с грустью согласилась Анна Федоровна. — Но ты не жалей денег и, если сильно соскучишься, прилетай хоть ненадолго!

— Не получится! Условия контракта очень жесткие, — понуро ответила Даша. — Дадут лишь пару недель для отдыха не раньше, чем через год работы. Если мне понадобится прилететь на суд, эти дни пойдут в счет отпуска.

День был жаркий, солнечный, и, легко одетая, в спортивной майке и белых джинсах, она на метро отправилась в центр города. Выйдя на Охотном ряду, Даша пешком обошла Красную площадь и прогулялась по Александровскому саду, любуясь вместе с москвичами и приезжими на искусственное русло речки Неглинной, украшенной скульптурными группами на сюжеты сказок Пушкина.

Так не спеша она прошла Манеж и повернула в сторону Старого Арбата, всю дорогу сопровождаемая восхищенными взглядами встречных мужчин. Однако у нее был такой неприступный и задумчивый вид, что никто из них не решился заговорить или пытаться ухаживать. Знаменитая пешеходная улица Москвы была, как всегда, запружена толпой, среди которой было много иностранцев. Жизнь здесь била ключом! В многочисленных кафе полно посетителей. Бойко торговали сувенирами и всякой всячиной. Выступали бродячие музыканты и затейники.

Чтобы передохнуть, Даша зашла в уютный ресторанчик и, заняв столик у окна, перекусила, с интересом наблюдая за снующим мимо нее сплошным людским потоком. Когда снова почувствовала себя бодрой, она направилась к памятнику Гоголю и по аллее бульвара вышла к храму Христа Спасителя, который был конечной целью ее прогулки. Накрыв голову заранее приготовленным платком, зашла внутрь, чтобы помолиться.

«О Господи! — горячо молила она Всевышнего. — Прости мне мои ошибки и прегрешения! Если я их совершала, то без злого умысла. Разве я мало наказана, потеряв любовь и счастье? Наставь меня на правильный путь! Я ведь еще так молода. Даруй мне радость в жизни!»

Немного всплакнув об утраченном счастье с Петей, обо всем дорогом, что оставляла на родине, Даша покинула храм и отправилась домой собираться в далекий путь. Собственно, у нее все уже было готово, и оставалось лишь уложить дорожные принадлежности. До начала регистрации рейса оставалось еще два часа и, заказав такси, она стала вспоминать, не забыла ли чего-нибудь сделать.

«Конечно, это очень плохо, что улетаю, не попрощавшись с родными Пети, — удрученно думала Даша, испытывая внутренний дискомфорт. — Но о чем нам говорить, когда мы с ним расходимся? Только лишнее расстройство!» Однако если общаться с родителями мужа не было никакого желания, то по отношению к его деду и бабушке это было несправедливо, и ее мучили угрызения совести. Старый профессор и Вера Петровна ее очень любили и всегда поддерживали.

— Нет, я поступлю по-свински, если улечу, не простившись с ними, — помучившись, вслух решила она. — Позвоню, как ни тяжел будет разговор!

Дома оказался лишь Степан Алексеевич.

— Молодец, Дашенька, что позвонила, — обрадовался он, узнав ее голос. — Мы сами собирались с тобой поговорить. Веруся дважды пробовала, но тебя не заставала. Жаль, что ее сейчас нет дома.

— А о чем говорить? — с горечью произнесла Даша. — Мы ведь расходимся с Петей. Это решено!