А еще я танцую - Жан-Клод Мурлева

26 марта 2013 От кого: Аделина

Кому: Пьер-Мари

Дорогой Пьер-Мари!

Из-за Моцарта и шнапса я вчера легла спать очень поздно. Не знаю, который из этой парочки виноват больше, но утром, глянув на себя в зеркало, я ужаснулась. Поэтому выслать вам свое фото сегодня никак не смогу, вы уж извините. Если мой «римский», как вы выражаетесь, вечер обернется полным фиаско, я это как-нибудь переживу. Но если я вдобавок ко всему лишусь еще и вашей дружбы, то это будет уже слишком. Поэтому позвольте мне пока выйти за боковую линию, то есть проигнорировать ваш вопрос (жестокий и прямой, но законный) о том, сколько я вешу. Обещаю, что обязательно на него отвечу. Позже, когда поднакоплю сил для хорошего удара.

Сейчас 17:00. Значит, у меня есть два часа, чтобы сотворить чудо красоты. Вообще-то говоря, мне бы давно следовало приступить к решению проблемы (проделать комплекс упражнений для брюшного пресса, нанести на лицо огуречную маску, приготовить отвар черной редьки), но вместо этого я пишу вам, попивая кофе и дымя сигаретой. Это очень дурно! Я должна повернуться лицом к реальной жизни, но по-прежнему отдаю предпочтение «черным буковкам» нашей переписки. Ай-ай-ай! Как нехорошо.

Ладно, вы уже все поняли. Ну не горит во мне нынче вечером огнь желанья. Сижу потухшая, растрепанная и жалкая. Что было вполне предсказуемо.

По результатам проверки сегодняшняя пьеса называется «Любовь — это блюдо, которое подают горячим». Автор — некто Никола Дюмениль. Углублять поиски я не решилась — уж больно отдает халтурой. Утешаюсь тем, что мой банкир — не сноб и не педант, так что головная боль мне не грозит. Что касается вашего совета относительно того, что хорошо воспитанная женщина должна встречать пресловутое предложение «зайти чего-нибудь выпить» легким колебанием, не думаю, что он мне пригодится: пожалуй, я обойдусь водой. Буду трезвой как стекло. Недоступной и загадочной. Что скажете?

Пьер-Мари, где вы откопали словечко «профурсетки»? Смотались за ним в XIX век? Может, вы еще свитер называете фуфайкой, а шарф — кашне? Объясните, бога ради!

Возвращаясь к нашим брошенным цыплятам.

Перед препятствием, на котором написано «Мой вес», я отступила, это правда, зато попытаюсь взять другое и расскажу вам, чем я занималась в своем «кабинете», пока не вывесила на двери табличку «Меня нет по случаю похорон». Обычно я настораживаюсь, когда меня спрашивают, кем я работаю, и вы сейчас поймете почему. Довериться вам меня побуждает великолепная история про снег и кипящий чайник — помните, когда отец возил вас к знахарке, умеющей заговаривать ожоги? Вы выросли в деревне, и ваши успехи не сделали из вас парижанина. Кроме того, вы говорили, что в поисках Веры обращались к экстрасенсам. Все это доказывает, что вы способны на восприятие тонких материй, на признание того, что не все можно объяснить рационально и что наше тело обладает тайным знанием, которого лишен разум.

Так вот, Пьер-Мари. На табличке, прикрученной к дверям моего кабинета, я выгравировала: «Аделина Пармелан. Консультант».

Звучит обтекаемо, банально и каши не просит.

Но молва сделала свое дело, и скоро местные жители узнали, что прячется за безликим словом.

Они стали приходить ко мне в надежде, что я помогу им разогнать окружающий их туман, принять решение, облечь в слова их смутные чувства и обрести хоть немножко веры в себя. Для достижения этих целей я использовала различные приемы: чуть-чуть психологии, чуть-чуть астрологии, чуть-чуть графологии, чуть-чуть колдовства. Например, гадала на картах. Я внимательно наблюдала за их лицами и поведением, и мне многое открывалось. Я касалась чужих плеч, рук или живота и о многом догадывалась. Я просила их рассказать мне о своих предках, рисовала генеалогические древа, а иногда, если клиенты приходили семьями, устраивала им ролевые игры.

Хоть я и обладаю магистерской степенью в области клинической психиатрии, опиралась я в основном на свое чутье и желание помочь тому или иному конкретному человеку. Мне случалось писать страстные послания от лица слишком робких влюбленных, деловые и рекомендательные письма. Еще я занималась с детьми — именно этого мне сейчас больше всего не хватает. Я читала им сказки, пела им песенки, смотрела, как они играют, учила их танцевать и мириться после ссор. Одним словом, я давала консультации по любым вопросам, включая самые пустяковые. Я стремилась к одному — чтобы люди уходили от меня с улыбкой.

Разумеется, это предполагало, что ко мне можно обратиться в любой момент. И что я сама умею улыбаться.

Но после внезапной смерти матери я больше ни на что не способна. Я сама заблудилась в тумане. Я потеряла то, что ваша знахарка из горной деревушки называла «искрой». Я утратила чутье, разучилась читать по лицам и толковать карточные расклады. Вот почему я стала безработной.

Возможно, «это» ко мне вернется. Или не вернется. Не исключено, что я лишилась «этого» навсегда. Как бы там ни было, сейчас я не в силах заниматься другими людьми. Максимум, на что меня хватает, — это поднести сумку с продуктами, вкрутить лампочку или переброситься с кем-нибудь парой слов.

Я очень много рассказала вам, Пьер-Мари. Не слишком ли много?

Только самые близкие друзья знали о моей оккультной деятельности. Ромен, например (ох, надо поторопиться, через час он за мной заедет!), не в курсе дела. Мне показалось, что банкиру (даже милому и с юмором) не понять, о чем речь, поэтому я сказала ему, что в настоящий момент меняю профессию. И очень может быть, что я даже не покривила душой.

Мадам Солей[8] из меня никудышная: я понятия не имею, что мне готовит будущее — не только далекое, но и ближайшее, а именно сегодняшний вечер. Наверняка могу утверждать одно: ваша Аделина — трусиха. Черное белье лежит в кресле напротив меня. Шелковые стринги и шуршащий бюстгальтер. Ну вот, меня уже мутит. Не иначе, предчувствие «испытания огнем». Смелее, Аделина!

Прежде чем проститься, хочу сказать вам, что я была бы рада помочь вам перевернуть страницу, на которой написано «Вера». Если в некоторых своих письмах я позволяла себе вас ущипнуть, то только потому, что слишком хорошо понимаю вашу боль. Читая о том, как вы просыпаетесь среди ночи с ощущением того, что она рядом, я чувствовала, как у меня сжимается сердце. Если эту боль нельзя растворить в сочинительстве, значит, надо придумать что-то еще. (Только — дружеский совет — избегайте шнапса.) Мне пора под душ, но я все-таки успеваю набросать вам короткий список: спорт, путешествия, религия, йога, любительский театр, шопинг. И крайнее средство — другие женщины. Или даже мужчины — чтобы переключиться.

Только не бросайте меня, дорогой мой тренер. Завтра утром вы будете нужны мне позарез. Не обещаю, что расскажу вам все, но о пьесе Никола Дюмениля дам полный отчет. «Любовь — это блюдо, которое подают горячим» — помните об этом!