Физрук 2: назад в СССР - Валерий Александрович Гуров

видите-ли… — вздохнул я, указывая на бумажку.

— Моя-моя-моя вина! — уверил меня Федор Николаевич, который, видимо, в минуты волнения, всегда повторял трижды первые слова произносимой тирады. — Печать давно следовало снять… Но…

Он вздохнул и, зажмурившись, сорвал бумажку. Показал рукой на замочную скважину: открывай, дескать. Я вставил ключ, повернул два раза. Мы вошли. В прихожей было сумрачно, Авросимов щелкнул выключателем и сразу стали видны следы царившего в квартире беспорядка. На полу валялись какие-то бумажки. Вешалка была сорвана и висела на одном гвозде, а кроме нее — ни в прихожей, ни в двух комнатах, ни в кухне предметов обстановки не было. Если не считать газовой плиты, ванны и унитаза.

— Хозяева переехали что ли? — спросил я.

— Хозяин! — поправил меня председатель ЖЭКа и вздохнул: — Переехал… с конфискацией… А ведь какой хороший человек был, Всеволод Еремеевич…

— Почему — был? — удивился я. — Разве он получил высшую меру?

— Сплюньте-сплюньте-сплюньте! — в своеобычной манере откликнулся Авросимов.

— Тогда через какое-то время он вернется…

— Сюда не вернется, — твердо сказал Федор Николаевич. — Квартира тоже была конфискована и передана отделу жилкоммунхоза города.

— Понятно… — пробормотал я. — У прежнего жильца никаких долгов по коммунальным платежам не осталось?

— Нет-нет-нет, Всеволод Еремеевич, был очень аккуратным жильцом, все жировки оплачивал своевременно… Вы когда намерены переезжать?

— Да хоть завтра, — сказал я. — Мне в общем перевозить-то нечего, все мое вожу с собой.

— Так-так-так, — как дятел простучал председатель ЖЭКа. — Кое-какой мебелью мы вам поможем… Не обессудьте, что ее будет немного…

— Спасибо!.. Я буду вам за это что-нибудь должен?..

— Ну, что вы! — всплеснул ручонками Авросимов. — Если уж сам Рустам Алиевич о вас замолвил словечко…

— Ну тогда тем более — спасибо!

— Я сейчас Ваньку пришлю, нашего слесаря, — сказал Федор Николаевич. — Он воду откроет, принесет ключ от газовой трубы… Ну и проверит, как и что… Мы же все перекрыли, во избежание…

— Хорошо, — кивнул я.

Топоча, словно слон, по паркету, он выскочил из квартиры, и я остался один. Обошел пустые комнаты, со следами мебели на полу. Подошел к лоджии, выглянул в окно на улицу, с которой минут десять назад, не больше, разглядывал окна этого дома, не зная, какие из них — мои. Смущало ли меня то, что прошлый хозяин квартиры арестован? Нет. Мало ли что бывает. Я здесь ни при чем. Ни в каких махинациях не замешан. Наоборот — где-то даже герой. И если уж разобраться, я не менее достоин двухкомнатной квартиры, нежели неведомый мне Всеволод Еремеевич. Двушка по закону мне не положена — нет жены и ребенка. Но сильные города сего знатно подсуетились.

В дверь позвонили, и хотя она была открыта, я все же вышел в прихожую, чтобы впустить пришедшего. Им оказался здоровенный детина в робе, в руках он держал железный замызганный чемоданчик.

— Иван! — представился он. — Слесарь ЖЭКа.

— Александр!

Я пожал ему руку. Иван скинул сапоги, прошел в ванную, погремел ключами, пустил на пробу воду. Потом нырнул в сортир. И вскоре там тоже зашумела вода. Из туалета слесарь заглянул на кухню — включил газ, проверил, как работает плита. Вернулся в прихожую, сообщил:

— Все в порядке!

— Благодарю! — сунув ему трешку, сказал я.

— Если что, обращайся, — откликнулся он. — Пять-пять-тридцать-восемь-четыре.

— Хорошо!

Иван надел сапоги и отбыл. Я достал записную книжку — при отсутствии в этом мире смартфонов и Интернета, я приобрел привычку записывать все нужное — и занес в нее телефонный номер жэковского слесаря Ивана. Больше пока мне делать в этой квартире было нечего. Я вышел, запер ее и отправился в общагу. Что ни говори, а ощущения у меня были сложные. В любом случае — особой радости я не испытывал. И не потому, что мне жалко бывшего обитателя квартиры номер тринадцать. Наверняка он заслужил свою участь, но лучше мне бы этого не знать.

Вечерело, загорались огни. Я свернул на Ленина. Побрел вдоль тротуара, шурша опавшими листьями, которые успели опасть в изобилии к исходу сентября. Все еще было тепло. Носились во дворах ребятишки. Взрослые спешили с авоськами из магазинов, что призывно сияли полукруглыми окнами. Шуршали шинами редкие автомобили, автобусы и троллейбусы. Город настраивался на вечерний отдых после первого на неделе трудового дня. Соберутся семейные люди на кухнях, будут ужинать, обсуждая события заканчивающегося понедельника.

Я поневоле сравнивал все это с той суматохой, что царила… вернее — будет царить в городах через полвека — телефоны трезвонят, электросамокаты шастают, автомашины плотным потоком прут по проезжей части, светятся вывески, рекламные билборды, люди болтают на ходу с незримыми собеседниками, которые находятся от них, может быть, за сотни, а то и тысячи километров, или переписываются на ходу с теми, кого не знают ни в лицо, ни по имени, и скорее всего — никогда не узнают.

И делать это будут не какие-нибудь инопланетяне, а те, кто сейчас тащит в сетчатой сумке батон хлеба, спеша домой к моменту начала показа по телевизору сериала «Цыган». А многие из тех, кто будет в XXI веке заниматься полулегальным бизнесом, отдыхать в Турции или в Египте, зависать в соцсетях, ссориться с родственниками из-за квартир или даже мест на кладбище, бомжевать, погрязать в непомерных долгах, отдавать последнее телефонным мошенникам, сейчас беззаботно носятся от дерева к дереву, играя в прятки. Вот же жизнь!

Увы, жизнь и в этом тихом мирке эпохи развитого социализма тоже умела показывать зубы. Едва я вошел в общагу, как вахтер тут же сунул мне бумажку. Я машинально взял ее, глянул. Опять повестка! Да что же им от меня надо! Поднялся к себе, рассмотрел адрес. Улица та же, Дзержинского, а номер дома другой — двадцать. Явиться завтра к двенадцати часам. Их не волнуют, что у меня уроки!.. Придется отпрашиваться у Пал Палыча, показывать ему повестку. Что он обо мне подумает?..

Ночью я спал плохо. Впервые за все время пребывания в теле Сашка Данилова. Я все пытался понять, где перебежал дорогу закону? С Кешей никаких левых дел больше не имел. Неужто всплыла та история с колготками? Пришьют спекуляцию… Много, конечно, не дадут, но вся моя педагогическая карьера рухнет, едва начавшись. «Лучшие люди» города сделают вид, что не знают меня. Ордер на квартиру аннулируют. Да и зачем мне квартира, если у меня будет казенное жилье лет на несколько. А потом придется куда-нибудь устраиваться, ради уже не комнаты, а — койки в общаге.

Утром я сразу же пошел к директору, показал ему повестку и отпросился. Пал Палыч сокрушенно покачал головой, но заверил меня, что характеристику мне напишет такую, что любой прокурор прослезится, а на уроке, который я пропущу, попросит подменить меня Григория Емельяновича — у него как раз будет «окно». Я поблагодарил директора за чуткость, хотя настроения его заботливость мне не улучшила. В голову лезли нехорошие мысли. За что меня могут подтянуть? Где я мог проколоться? Черт его знает…

Тянуть резину не стал, сразу поехал по указанному в повестке адресу, как только началась перемена. Дом номер 20 оказался городским УВД. Пропуск мне выписали в комнату 5, на первом этаже. До начала допроса оставалось еще пятнадцать минут. Мне пришлось присесть на жесткое сиденье и ждать. Время тянулось медленно. Мимо меня проходили люди в погонах и без. Те, кто без погон, порою шагали, сложив руки за спину и угрюмо глядя в пол. Я уже начал жалеть, что не провел эти лишние минуты на свежем воздухе. Наконец, пробил полдень. Я поднялся и постучал. Не получив ответа, отворил и вошел. За столом сидел милицейский чин и перелистывал бумаги в пухлой папке. Уж не мое ли дело?

— Здравствуйте! — произнес я.

Чин не реагировал. Это было уже похоже на хамство. Он что — решил меня таким образом подготовить к допросу, чтобы я тут же во всем раскаялся? Да пошел он на хрен!.. Видимо, почувствовав, как я закипаю, милиционер закрыл папку, положил ее в несгораемый шкаф, захлопнул дверцу и только тогда обратил внимание на мою персону. Показал на стул и представился:

— Старший следователь ОБХСС, капитан Киреев, Сильвестр Индустриевич!

Где-то я уже слыхал такое сочетание звания и имени? И в следующее мгновение я обомлел, потому что понял, кто на самом деле передо мной… Твою ж мать!

Глава 12

Как снег на голову — да это же муж нашей химички! Во я попал… Интересно, а он знает, что его жена ему изменяла с молодым физруком? Или просто за спекуляцию меня подтянул?

Ха! — Спекуляция